Чудо в ущелье Поскоков
Шрифт:
— Алло, усташи, а в шахматы у вас там кто-нибудь играет? Эти мои здесь сплошные болваны, не могут отличить ладью от ферзя.
Ему ответил Культура, сказал, что готов с ним сыграть. А там, в бункере, у них не было ни шахматной доски, ни шахмат, и Культуре приходилось все держать в голове. Он сидел в углу с «Моторолой» в руке, глядя в одну точку и время от времени коротко что-нибудь сообщая Любише.
— Конь на d4!.. Пешка с c2 на c3!.. Ладья на g7!..
А поручик Любиша с другой стороны отвечал:
— Слон с f2 на b5!.. Ладья на a4!.. Пешка на e5!
Начали
— Ферзь на d7! Шах и мат!
— Ух, едрить твою тить! — горько выругался на другом конце волны поручик Любиша.
Пять минут спустя с сербских позиций начался беспощадный минометный обстрел, который без единой паузы продлился семьдесят два часа.
— Сербы, они такие! — недовольно вздохнул сержант Миле. — Не умеют проигрывать.
— Да послушайте вы меня, я здесь ни при чем, — попытался еще раз оправдаться Культура.
— Нет, при чем. Можешь мне не рассказывать, я знаю сербов, — поставил точку в дискуссии сержант, но не сдержался и добавил: — А знаешь, что я тебе скажу, если он еще когда-нибудь позво…
— Культура, не надо больше, прошу тебя как брата… — умоляюще вмешался в разговор Кларич.
— Нет, нет, — сержант пригрозил поднятым вверх указательным пальцем. — Если этот четник еще захочет поиграть в шахматы, ты, Культура, опять соглашайся и опять надери ему задницу. Запомни мои слова, надери ему задницу, мать его так! Ради хорватского народа, ради вдов и сирот, изгнанников и беженцев!
— Люди, может, уже хватит, меня жена ждет, — сказал Кларич.
— Сейчас, только допьем, — ответил Миле.
— Подбросить кого-нибудь до дома? — предложил Культура. — Поскок, тебя как обычно?
— Он еще немного посидит со мной, — сказала Ловорка, прежде чем Крешимир успел открыть рот. И хотя он хотел сказать совсем другое, возражать не стал.
— Хм, я мог бы и сообразить, — произнес сержант. — Слушай, — он обернулся к Крешо, — береги эту девушку, ты за нее лично мне отвечаешь… А ты, — обратился он к Ловорке, — если тебя эти здесь…
— Пошли, пошли… — перебил его Кларич. — На сегодня тебе хватит.
Военные ушли, а Крешо остался стоять прислонившись к стойке и глядя влюбленными глазами на официантку, которая начала рассказывать ему о новостях — своей жизни и своих близких: о родственнице, которая выскочила за наркомана; и о тете, у которой депрессия после того, как полгода назад погиб ее пес; о соседях, у которых взорвался баллон с газом, как раз когда они закончили ремонт в квартире; и о подруге, которая смертельно перепугана из-за того, что у нее запаздывает менструация; о своей куме, которая была свидетелем на ее миропомазании и которой много лет назад гадалка точно предсказала проблемы со щитовидной железой; и о человеке, у которого она снимает комнату и который, как она
Вечер близился к концу, людей в кофейне становилось все меньше, так что теперь и Ловорка смогла присесть рядом с ним и закурить сигарету. Выпустив дым, она сказала, что хотела бы покрасить несколько прядей в синий цвет, и что боится зубных врачей, и что любит носить сапоги c облегающими брюками, и что еще в школе научилась печатать десятью пальцами и умеет набирать текст вслепую, и что она быстро пьянеет и уже после двух бокалов вина у нее начинает кружиться голова. Крешо собрал всю свою храбрость и убрал с ее лба непослушную прядь волос, а она наклонилась и нежно его поцеловала. Кончиком языка она прикоснулась к его губам, и ему показалось, что это он только что выпил два бокала вина. Поцелуй настолько ошеломил его, что он чуть не свалился со стула.
— Горан, ты еще что-нибудь хочешь, а то я через двадцать минут закрываю? — спросила Ловорка у полицейского: кроме них в кофейне оставался только он. Крешимир почти забыл об этом чудаке, который несколько часов мрачно сидел за столиком в углу и молчал, постукивая ногой.
— Нет, спасибо, — хрипло произнес Горан.
Вскоре ушел и он, а Крешимир ждал официантку, которая молниеносно навела чистоту в туалете и помыла несколько оставшихся стаканов.
Крешо и Ловорка вышли из кофейни вместе, на улице лил дождь.
— Неужели он где-то здесь? — шепотом спросила Ловорка, опуская металлические жалюзи на двери.
Крешимир огляделся и в бледном свете уличного фонаря, сквозь завесу дождя увидел в дверном проеме соседнего здания полицейского Горана.
— Стоит там, на той стороне улицы.
— Больной, — сказала Ловорка с раздражением. — Миллиард раз ему говорила, чтобы отстал от меня, а он все приходит. — И протянула Крешимиру зонтик, причем ему потребовалась всего секунда-другая, чтобы понять, чего она от него ждет, еще до того, как он представил себе идущие под дождем пары.
Он раскрыл зонтик, она прижалась к нему, и тогда Крешо осторожно обнял ее за талию.
— Тебе не трудно меня проводить? — сказала Ловорка. — Я здесь близко живу.
— Да чего ж тут трудного.
Официантка прильнула к нему сильнее, и он еще крепче обнял ее. На город обрушился настоящий ливень, который поливал их со всех сторон в зависимости от направления порывов ветра, так что они тут же промокли до нитки, несмотря на зонт. Крешо и Ловорка пошлепали по ручьям, текущим по улицам и с клокотанием исчезавшим в канализационных люках. К счастью, она жила действительно близко: через три улицы они остановились перед ее домом. Но Крешимир все-таки почувствовал разочарование, когда они отделились друг от друга. Да даже если бы мела метель, он мог бы до утра идти рядом с ней, с ее теплым и трепещущим телом, вдыхая цветочный запах ее дезодоранта.