Чукотка
Шрифт:
Теперь Хухутан без ноги. Он уже смирился, свыкся с этим. Главное жить!
– Это ничего, хорошо!
– говорит он.
– Все равно глаза мои теперь видят солнце. Хороший доктор! Спасибо тебе, советский доктор! Ты, доктор, дал мне жизнь. Ноги нет... хорошо. Зато руки есть, глаза есть, голова есть...
Поговорив с доктором, Хухутан идет на костылях по длинному больничному коридору и во все горло орет на очень исковерканном русском языке: "Вставай, проклятьем заклейменный..."
– Эй,
– кричит ему вслед Модест Леонидович.
– Нельзя так громко петь в больнице!
* * *
Летом заболел старик Комэ - отец нашего Таграя. Он лечился у шамана. Маленькая рана на спине растравлена и доведена до гангренозного состояния. Шаман залепил рану оленьей ровдугой*. Он запретил Таграю рассказывать о больном отце таньгам.
[Ровдуга - шкура, освобожденная от меха.]
Злобно смотрел Таграй на шамана. Он уговаривал отца поехать в больницу, но отец отказывался:
– Я не молодой, чтобы идти к таньгу-доктору.
Во время каникул Таграй участвовал в моржовой охоте вместо своего отца - лучшего зверобоя. А когда возвратился домой, увидел, что рана отца увеличилась, Комэ уже не мог разогнуть спину. Не выдержал Таграй, пришел на культбазу и рассказал обо всем.
– Меня не слушает. Пусть кто-нибудь из таньгов уговорит его, - просил Таграй.
К Комэ вызвалась съездить медсестра чукчанка Уакат, подготовленная Модестом Леонидовичем. Она хорошо умела разговаривать с больными.
– Откуда ты узнала, что Комэ больной? Кто тебе сказал эту новость? допытывался шаман у прибывшей сестры Уакат.
– Узнала вот, - ответила Уакат, не желая выдавать Таграя.
– Я убью тебя!
– угрожал шаман.
– Убью не руками, не ножом, не ружьем - духом убью тебя!
– Ну что ж, убивай! Два человека будут обо мне жалеть: это отец мой да русский доктор, - говорит она.
– Разве ты русская, что тебя будет жалеть русский доктор?
– Это не твое дело!
– сказала Уакат и пошла в ярангу Комэ.
Только она стала уговаривать больного поехать в больницу, следом входит шаман.
– Я не больной. Мне ехать туда незачем!
– сердито говорит Комэ.
– Хе-хе!
– хихикает шаман, глядя на Уакат.
– Нет, ты болен, и очень сильная болезнь у тебя. Я это знаю.
– Разве ты шаманка, что стала узнавать? Разве ты общаешься с духами?
– Нет, отец, - вмешивается Таграй.
– Уакат не шаманка. Я рассказал на культбазе о твоей болезни. Я знаю, отец, что таньг-доктор - сильный доктор. Он умеет лечить всякую болезнь. Я за тебя, отец, дал слово ему, что ты поедешь в больницу. Что же? Ты хочешь, чтобы я стал обманщиком? А?
Комэ удивился:
– Ты дал слово?
– тихо спросил он.
– Тогда надо ехать. Ладно! Я поеду.
Уакат привезла Комэ в больницу. Врач сорвал со спины приклеившуюся
За больным Комэ установили тщательный уход. Ведь здесь не только лечат, - здесь борется новое со старым, здесь происходит борьба медицины с шаманством, борьба за престиж мальчика Таграя, вступившего на новый, осмысленный жизненный путь.
Каждый день Таграй приезжал с председателем совета на культбазу, и каждый день весть о состоянии здоровья Комэ разносилась по Чукотскому побережью.
Веселый уезжал Таграй домой! Отец поправляется, и рана становится все меньше и меньше.
Наконец Комэ почти выздоровел. Он ходил по коридору и думал, что уже пора возвращаться домой, на охоту.
Как-то я пришел в больницу. Комэ, улыбаясь, поманил меня пальцем.
– Я был слепой - теперь вижу. Я был глухой - теперь слышу. Я был глупый - теперь умным стал. Теперь я поеду по селеньям и буду расчищать широкую дорогу правде, - сказал он мне шепотом.
СМЕРТЬ РУЛЬТУГЕ-ПЕРВОГО
К концу учебного года на культбазе вспыхнула эпидемия инфлюэнцы. Чтобы остановить распространение ее за пределами культбазы, мы установили карантин.
Вся культбаза была оцеплена флажками. Ребята сидели дома, им никуда не разрешалось выходить.
Один только ученик - Рультуге-первый - заболел очень серьезно. В больницу его положить не удалось, так как отец, Пакайка, немедленно приехал и забрал сына домой, в ярангу, несмотря на карантин. Никакие доводы и убеждения не могли остановить его. Рультуге-первый был любимым сыном. Пакайка никому не хотел его доверить.
В яранге Пакайка не отходил от сына. Он совершенно забросил охоту и все свое хозяйство, потерял сон.
Я поехал к Рультуге-первому. Смерть висела над ним. Но не удалось мне убедить Пакайку отдать сына в больницу, хотя там работала сиделкой его дочь Чульхена.
Уже давно было запрещено жить в больнице вместе с больными их родственникам. Но я обещал Пакайке поместить его в больнице на время лечения Рультуге-первого. И все-таки он не согласился отдать сына в больницу.
Пакайка призывал всех "добрых" духов и старался умилостивить "злых". Не одну хорошую собаку он принес им в жертву. Ничто не помогало: сын умирал.
Через некоторое время я снова приехал к Пакайке. Наконец мне удалось уговорить его. Рультуге-первого привезли в больницу. Но, по-видимому, было уже поздно. Через несколько дней мальчик умер. Умер он вечером. Наутро я сообщил об этом школьникам.
На детей смерть Рультуге-первого произвела очень сильное впечатление. Они были напуганы. С разных сторон послышались голоса:
– Их доктор тоже не может помочь человеку, когда он сильно болен!
– Должно быть, Рультуге-первого зарезали.