Чума вашему дому
Шрифт:
— Ок… Это было одной из причин, по которой я позвонил тебе далеко не сразу.
— То есть все-таки напряга…ло? — уточнила я, чувствуя, как бабочки в животе потихоньку дохнут. Хотя я никогда не любила это глупое сравнение. Бабочки в животе — гадость какая!
— Знаешь, у меня обычно нет проблем с подбором слов, но тут трудно объяснить. Это не ревность, не брезгливость. Скорее, некое размытие интимности, если ты понимаешь, что я имею в виду.
— Вполне, — я кивнула, старательно глядя под ноги. — Но ты все-таки
— Потому что хотелось. Позвонить. Но я понял, что просто отодвинуть этот факт в сторону не получится, все равно вылезет. Значит, надо посмотреть иначе. Сместить фокус. Как с фотографией. Выделяешь самый важный объект, а остальное хоть и присутствует, но фоном. Либо ты принимаешь человека полностью, не пытаясь навязывать ему свои взгляды, либо не надо ничего начинать. Если, конечно, это не одноразовый перетрах. В конце концов, я хорошо знаю, каково это — когда тебе выказывают недовольство твоей профессией и пытаются диктовать условия.
— Я очень люблю «В джазе только девушки»…
— Ты имеешь в виду тот момент, где Джеральдина говорит миллионеру, что она, то есть он мужчина, а тот отвечает: «У каждого свои недостатки»? Но это правда. Знаешь, взрослого человека невозможно переделать, если он сам не хочет. И если кто-то говорит, что ему не нравится твое любимое дело, это его проблемы, а не твои.
Я нагнулась, подобрала палочку и потыкала Артема в бок. И пояснила в ответ на немой вопрос:
— Проверяю, живой ли ты на самом деле. Люди не бывают такими идеальными.
— Я? Идеальный? — фыркнул он. — Не смеши, Тома. У меня масса недостатков. Некоторые вообще уверены, что я образцовая сволочь. Например, говорю то, что думаю. И делаю то, что считаю нужным, не слишком беспокоясь, как на это смотрят другие.
Я согнула палку, и она сломалась с сухим треском.
— Гибкость иногда полезное качество. Но в целом… Блаженный Августин, если не ошибаюсь, говорил: «Люби бога и делай что хочешь». Я в том смысле, что границы поступков устанавливаются в зависимости от внутренних принципов. А Августин до того, как стать святым, был жутким развратником. Между прочим.
— Надеюсь, ты не собираешься последовать его примеру прямо сейчас? — Артем прижал меня к себе так, что я едва могла шевельнуться. — Стать святой?
— Приехать в такое красивое место — и чтобы без разврата? Издеваешься? — несмотря на ограниченную подвижность, я все-таки смогла дотянуться до его губ. И продолжила после заполненной поцелуем паузы: — Нет, придется отложить. Лет так на тридцать. Или сорок. Святость.
— А если не успеешь?
— Значит, не судьба, — вздохнула я. — Не всем же быть святыми.
— Кстати, где бы ты предпочла? — его глаза опасно блеснули. — Не быть святой? У камина на волчьей шкуре или в мансарде с видом на озеро?
— Везде!
— Мне нравится твой подход.
— Что-то мне подсказывает: ужин у нас будет
— Тома, ты сюда есть приехала?
Руки Артема пробрались под куртку и под свитер, и я вынуждена была согласиться, что есть — дело действительно второстепенное. Оно, конечно, любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда, но бывают моменты, когда другой голод превалирует. Показалось вдруг, что клиника, прием, пациенты — все это было давным-давно. В прошлой жизни. А сейчас — только мы вдвоем, божественно красивый осенний лес и озеро.
В дом я зашла, осторожно осматриваясь. Почему-то совершенно некстати вспомнилось, как Чип обживался у Стаса. Выпущенный из переноски, вот так же остановился в прихожей, озираясь по сторонам. Правда, тут прихожей не было, дверь с веранды вела прямо в большую комнату с камином, перед которым действительно лежала серая, немного свалявшаяся шкура.
— Тут еще маленькая комната, кухня и туалет с душем, — Артем остановился у меня за спиной, положив руки на плечи. — И на втором этаже три спальни. Я туда твою сумку отнес. Где окно на озеро.
— А ты? — с подозрением поинтересовалась я.
— С тобой. Или ты против?
Я легонько треснула его кулаком в бок, после чего наши куртки улетели на ближайший диван, а мы, обнявшись, пошли наверх по деревянной лестнице. На площадке Артем широким жестом распахнул одну из дверей и подтолкнул меня вперед. И я снова замерла в восхищении.
Шкаф, тумбочка, кресло и огромная кровать, занимающая большую часть комнаты. И окно почти во всю стену, за которым сверкала гладь озера.
— Это самая лучшая. Скоро здесь будет просто чумовой закат. А утром солнце с другой стороны, не мешает спать.
Я подошла к окну, обернулась к Артему, и он вдруг скомандовал:
— Замри! — вытащив из кармана телефон, быстро сделал несколько снимков. — Поставлю на заставку. На твой номер.
— Так ведь против света же, — удивилась я.
— Посмотри.
Темный силуэт на фоне уже зашедшего на посадку солнца и синей озерной воды. Ничего особенного, но так красиво и чувственно, что под ложечкой разлился мятный холодок.
— Здорово! Слушай, а ты там был как фотограф? Или?..
— Я — всё. И швец, и жнец, и на дуде игрец. И буковки, и видео, и картинки.
Бросив телефон на кресло, Артем потянул вверх мой свитер, и я послушно подняла руки.
Give up! Сдаюсь. Причем, заметь, добровольно и с удовольствием…
50
— Разлагайся, — наклонившись, Артем протянул мне бокал вина.
— Господи, так не бывает, — простонала я. — Все конфеты сразу — это подозрительно.
— А я вот не знаю, что круче: чувствовать себя королевой или феем.