Чума вашему дому
Шрифт:
— Позвоню завтра. Пока! Держись там.
Можно было, конечно, выяснить все у отца прямо сейчас, но я решила не портить себе настроение окончательно. До завтра все равно вряд ли что-то изменится. Хотя ситуация не нравилась мне ну очень сильно. И отмокать в ванне до сморщенных пяток расхотелось.
Так, а полотенце-то? Забыла. У меня лежали в ванной в тумбочке, а тут, похоже, нет. Хорошо, что телефон здесь.
«Артем, дай полотенце, плз».
«Ща».
Не прошло и пары минут, как дверь открылась.
— Ты же собиралась два часа гнить, — подойдя к ванне, он развернул
— Побоялась, что усну и утону.
Артем вытирал меня, и я чувствовала, как тяжелеют, замедляя движения, его руки. Дыхание участилось, глаза заблестели.
— С ума сойти… — прошептал он.
Его губы собирали капли с моей груди, и, прежде чем опустились ниже, я успела подумать:
«Надо было все-таки ехать домой… или… не надо…»
53
Впрочем, ничего пикантного не получилось. В прихожей взвыл домофон — прибыла псевдояпонская еда.
— Эй, штаны застегни, — сдавленно хрюкнув в кулак, посоветовала я. — И подумай… ну, не знаю, о счетах за коммуналку.
— Коммуналку банк автоматом платит, — буркнул Артем, застегиваясь на ходу.
Потом мы все равно наверстали. Нежно и осторожно. С большим удовольствием. Он уснул, а я лежала, прижавшись щекой к его спине, и слушала шум дождя. Разговор с Люкой всколыхнул то, о чем я предпочла бы не вспоминать. Никогда. То, о чем никому не рассказывала.
Обнимая Артема, я думала… вовсе не о нем.
Флешбэк-13
Наш со Стасом развод прошел вполне буднично. Словно все мои переживания вылились раньше. На носу были госы, и о них я думала гораздо больше. После той финальной ссоры легла спать в комнате Веры Ивановны, выплакалась в подушку, а на следующий день мы пошли в загс — молча, держась друг от друга на солидном расстоянии. Вроде, и рядом шли, но точно не вместе.
Зашли в банк, оплатили пошлину — и я вспомнила, как делали это перед подачей другого заявления. Нервно посмеиваясь на волне эйфории, выгребая из кошельков последние купюры. Теперь — словно оплачивали штраф.
В загсе заполнили бланки, отдали девушке-регистратору. Та пробежала их глазами, проверяя правильность, назначила дату. Точно так же, молча, вернулись домой, и я начала собирать сумку. В переноску поставила лоток, бросила подстилку, запихнула упирающегося Чипа.
— Ну… остальное заберу потом. Счастливо.
— Счастливо.
Он даже не выглянул в прихожую. Как сидел на диване, в котором почти уже пролежал плешь, так и остался на нем, когда я вышла из квартиры.
Месяц до развода прошел на автопилоте. Лекции, практика, работа. Подготовка к экзаменам. Я зарылась в учебу с головой — лишь бы не думать. И… не думала. Как будто та моя часть, где хранились воспоминания о нашей со Стасом жизни, оказалась заблокированной. Только один раз меня пробило на слезы: когда в его отсутствие пришла забрать оставшиеся вещи. Впрочем, это была минутная слабость.
Через месяц мы встретились в загсе. Процедура заняла минут пять от силы. Убрав в сумку паспорт, свидетельство о разводе и свидетельство о браке
— Вот и все. Извини, если что… Надеюсь, у тебя все будет хорошо.
— И я… тоже.
Он поцеловал меня в щеку, развернулся и пошел к выходу. Вечером мы с Люкой закатились в бар и надрались до положения риз. К счастью, мне хватило ума не подцепить там какого-нибудь парня.
И — как будто страницу перевернула. Как будто вышла из комнаты и закрыла за собой дверь. Даже странно было — столько лет вместе, и вдруг ничего не осталось. Так я думала. Не понимая, что это нечто вроде заморозки у стоматолога.
Экзамены, выпуск, страдания с интернатурой. Осень подкралась незаметно. А звонок Стаса застал врасплох.
— Тамара, ты сапоги забыла взять. Осенние. И еще там кое-какие мелочи. Я собрал.
— Спасибо, я зайду.
— Я сейчас мимо буду идти, занесу. Если хочешь.
— Хорошо, — поколебавшись пару секунд, ответила я. — Я дома, заходи.
Он вошел, поставил в углу сумку. Мы стояли и смотрели друг на друга, не зная, о чем говорить. За эти месяцы что-то в нем изменилось. Другая стрижка? Или просто то, что он больше не был моим?
— Кофе хочешь? — словно и не я это сказала. Ведь не собиралась ему ничего предлагать. Только поблагодарить за то, что принес вещи.
— Спасибо, — Стас наклонился развязать шнурки ботинок.
В другой жизни я непременно навалилась бы на него сверху, прижалась к спине животом и грудью, а он бы выпрямился и повез меня. С дурацким «иго-го», под мой смех.
Я насыпала в джезву кофе, налила воды.
— С корицей?
— Если можно.
Наблюдая за шапкой пены, я чувствовала его взгляд, проникающий под одежду. Под кожу. И точно так же, как пена, откуда-то из глубины поднималось уже почти забытое возбуждение, дрожь желания.
Резко отодвинув стул, Стас поднялся, подошел ко мне. Положил руки на плечи. Я запрокинула голову, подставив губы и закрыв глаза. Зашипел, убегая кофе. Сдвинув не глядя джезву и выключив газ, я повернулась…
Мы набросились друг на друга с такой жадностью, с таким пылом, о котором давно уже успели забыть. Прямо на кухне, на столе, потом перебрались в комнату. Это было форменное безумие. Не слияние, не растворение друг в друге — взаимопоглощение. О чем я думала? Да ни о чем. Только быть вот так — близко, еще ближе!
А потом пришло отрезвление. Мы лежали, думая каждый о своем. Я пристроила голову ему на грудь, Стас — так привычно — намотал на палец прядь моих волос.
— Том, что мы наделали, а? — спросил он с горечью обреченности. — Но, может, еще не поздно?
Как же хотелось сказать: нет, не поздно, все можно исправить, все можно вернуть. Все будет по-другому. Но я понимала, что это иллюзия. Если мы снова будем вместе, пройдет какое-то время, и все станет по-прежнему. Я так и буду бегать по кругу, как слепая лошадь в шахте. Тащить его за собой, как мамка-нянька капризного, избалованного ребенка. Да, вероятно, я сама была виновата в том, что позволила ему сесть себе на шею и ехать, свесив ноги. Но исправить все это можно было только одним способом.