Чума
Шрифт:
– Смерть пугает, - медленно произнес Факел.
– А страх открывает дорогу одержимости.
– Если вы правы, то вполне возможно, что мы на пороге финальной стадии их опыта, - спокойно сказал профессор.
– Эпидемия расползается, несмотря на все усилия, и скоро у нас просто не останется незараженных хотя бы в легкой форме.
– И сколько у нас времени?
– спросил я.
Профессор что-то прикинул в уме, и сказал, что, наверное, в лучшем случае месяцев пять-шесть у нас еще есть. В городе действовал умеренный карантин, но ослабевшие больные нуждались в уходе, а ухаживающие за ними волей-неволей контактировали с другими людьми. В общем, если не бросить всех этих бедняг
– Что это значит?
– сразу спросил Факел.
– Это значит, что если они все разом заразят всех окружающих, то у нас будет целый город зараженных, - ответил профессор.
– И если в тот момент возбудитель инфекции изменится в худшую сторону - ситуация заметно осложнится. Будь это обычный вирус, я бы прогнозировал оптимистичный сценарий, но здесь мы имеем дело с рукотворным.
Стало быть, нас ждал пессимистичный сценарий. Проще говоря, скоро всё станет очень и очень плохо. И скоро - это, как оказалось, по настоящему скоро. Я даже чай допить не успел.
За окнами бабахнул выстрел. Следом - второй. Выскочив из-за стола, я метнулся к окнам. У нас их тут два, и я постарался оказаться за простенком между ними. Наблюдать за происходящим снаружи безопаснее всего было оттуда. За окнами зеленели кусты с редким намеком на пожелтение, и всё выглядело по обычному безмятежно. Затем в отдалении, пожалуй даже за оградой госпиталя, вверх взвился и опал вниз фонтан пламени. Кто-то завопил. Стало быть, накрыло.
– Факел, к бою!
– крикнул я.
– Уже, - донеслось из сеней.
– Тревога, господа, - одновременно с ним громко крикнул часовой на крыльце.
– Опять покушение?
– проворчал профессор.
Он так и сидел за столом. Благо мы с Факелом сразу подумали о безопасности и место профессора было не просто во главе стола, но строго напротив простенка, чтобы в случае обстрела он оказался прикрыт им.
– Да как бы не бунт, - отозвался я, пытаясь хоть что-то разглядеть через кустарник.
За оградой госпиталя, звонко цокая по мостовой, промчалась упряжка. То ли с нее, то ли по ней стреляли. Я по звуку распознал револьверы и винтовки. Слава Богу, ничего тяжелого, вроде пулеметов, пока в дело не пошло. Хотя та вспышка, что я видел - это точно был выстрел из огнемета. То есть, всё серьезно.
– Бунт - это плохо, - сказал профессор.
После чего снова уткнулся носом в свои бумаги. Мол, его это не касается. Разбирайтесь сами.
– Оставайтесь здесь, пожалуйста, - попросил я.
Профессор, не отрываясь от бумаг, кивнул. Я выскочил в сени. Факел уже навьючил на себя сбрую с огнеметом. Я подхватил винтовку, и мы поспешили на улицу. Солдат на крыльце обосновался за перилами, как за укрытием - прямо скажем, прикрытие только от взглядов, да и это так себе - и всматривался в сторону ворот. Там стреляли и кричали, но от нас ворота скрывали заросли. Их специально так насадили, чтобы простой народец, шастая туда-сюда, не беспокоил обитавшего во флигеле важного чина, но кустарник, зараза такая, постоянно играет за обе стороны. Ты в нём укрываешься, но и сам за ним толком не видишь ничего.
А впереди было жарко. Треск винтовочных выстрелов сливался в нестройные залпы.
– Похоже, нашим не помешает помощь, - сказал Факел.
– Идём.
У поворота нам навстречу попался солдат. Он пятился, безостановочно стреляя, но патроны быстро кончились. В винтовке Мосина их всего пять, это вам не пулемет с лентой. И тогда на солдата прыгнул одержимый.
Сомневаться не приходилось. Такой урод мог быть только одержимым. Длинные руки с когтями
Взмахом одной лапы - назвать это рукой язык не поворачивается - одержимый отбил мосинку в сторону, и стремительным выпадом второй пробил грудь солдата всеми пятью когтями. Я выстрелил. Одержимый тотчас отдернулся назад, но пуля была быстрее. Я-то сразу шел с винтовкой наизготовку, оставалось только поймать вражью морду в прицел и нажать на спусковой крючок. У меня это тоже дело недолгое.
Одержимый всё же успел немного отпрянуть, и пуля вместо того, чтобы продырявить ему башку лишь пропахала борозду поперек морды. Я услышал короткий взрык, полный злобы. Следующие две пули я отправил в корпус, рассчитывая хоть как-то зацепить тварь. Одержимый, видать, среагировал на звуки выстрелов и дернулся в сторону. Как раз туда, куда я и ожидал, так что первая пуля ушла "в молоко", но зато вторая врезала ему в бок. Одержимый рухнул на дорожку, где его, словно одеяло, накрыла широкая струя пламени из огнемета Факела.
Одной мерзостью в этом мире стало меньше.
– Ты как?
– спросил я, склоняясь над солдатом.
Тот честно прохрипел, что паршиво. Я махнул рукой часовому. Тот тотчас прибежал, умудряясь на каждом шаге глянуть по сторонам. Как только голова не отвалилась?
– Помоги ему, - сказал я.
– У меня пост, господин инквизитор, - отозвался часовой.
По уставу он не имел права оставить пост ни под каким видом.
– Вот на посту и помогай, - сказал я.
Мой напарник уже умчался к воротам. Там по прежнему стреляли. Сами ворота были открыты и в них стояла телега, груженая бревнами. Лошадок, увы, завалили, перекрыв проход, но и не давая его закрыть. С той стороны лезли гражданские с оружием. Многие с огнестрельным. Эти стреляли на ходу, хотя больше куда Бог пошлет, а он своих защитников берёг. Наши солдаты, заняв позицию перед воротами, палили по врагу. Трупы падали, увы, с обеих сторон, но нападавшие теряли заметно больше.
Одержимых я среди них не разглядел. Да и тот, которого мы с Факелом завалили, скорее всего, через забор перемахнул. У таких тварей это запросто, да и под пули они особо не лезли. Шустрость - шустростью, а когда в твою сторону садят залпами, зацепить даже случайно могло запросто.
– Я прикрою, - пообещал я.
С моей прелестью лезть в гущу событий было вовсе не обязательно. Прицел Цейса - это, доложу я вам, просто шедевр в своей области. Пятикратное увеличение, чистейшая оптика. Да я через него цвет глаз нападающих мог разглядеть, если бы мне это потребовалось. Для охоты на человека такое качество было, пожалуй, даже чуть избыточным, а уж этих я и с обычным прицелом расстреливал бы как в тире. Нападающие пёрли напролом. Прямо как живые мертвецы. То ли рассчитывали на численное преимущество, то ли получили хорошего пинка от кого-то, кто их пугал куда больше чем шеренга солдат с винтовками. С преимуществом у них, кстати, было всё в порядке.
Часовой тем временем перевязывал раненого товарища, разрезая на бинты его собственную форменную рубашку. Но тоже не зевал, и ушлого врага заметил первым, тотчас указав на него рукой.
– Смотрите, - крикнул он.
Через забор перелезал человек. На одержимого не похож, слишком уж неуклюжий. Скорее всего - обычный служащий, но на плече у него висела винтовка и оттуда он мог выйти во фланг нашей позиции. И ведь никаких опознавательных знаков на нем - ни знаков культа, ни повязки ополченца. Ну и как с ним быть?