Чувствительный человек

Андерсон Пол Уильям

Далгетти снова закрыл глаза. И почти немедленно заснул.

4

Было еще темно, когда они приземлились на маленьком поле. Яркий искусственный свет слепил глаза и мешал оглядеться. Охранники в серой униформе, вооруженные винтовками, казались профессионально жестокими и безразличными. Далгетти послушно зашагал по бетону, по дороге и далее через сад к большому изогнутому зданию.

Он лишь на секунду остановился у двери, ожидая, когда она откроется перед ним, и посмотрел

в темноту. Там с шипением бились о берег морские волны. Он ощутил чистый соленый запах и глубоко вобрал воздух в легкие. Может быть, последний раз дышал он таким воздухом.

— Идем, идем. — Чужая рука вновь побудила его к движению.

Вниз по залитому холодным, неживым светом коридору, вниз по эскалатору, в самое чрево острова. Еще одна дверь, комната за ней, грубый толчок. Дверь захлопнулась за его спиной.

Далгетти огляделся. Камера была маленькой, а обстановка ее самой простой: скамья, туалет, умывальник, решетка вентилятора в стене. Больше ничего. Он попытался настроить свой слух на максимальную чувствительность, но уловил лишь отдаленное неясное бормотание.

«Отец! — подумал он. — Ты тоже где-то здесь».

Он опустился на скамью и некоторое время размышлял над создавшимся положением. Это требовало собранности, полной гармонии всех жизненных функций. Вскоре Далгетти погрузился в сон.

Его разбудил охранник, который внес в камеру поднос с завтраком. Далгетти попытался прочитать мысли человека, но не узнал ничего интересного. Он с жадностью поел под дулом автомата, вернул поднос и снова заснул. Во время ленча повторилось то же самое.

Когда он снова пробудился, перед ним стояли три рослых субъекта.

— Ну и ну, — сказал один из них. — Никогда еще не видел никого, кому бы так хотелось дать в ухо.

Далгетти встал, провел рукой по щеке. Рыжая щетина царапнула ладонь. Это был символический жест, включивший механизм контроля нервной системы. Сопутствующее ему ощущение напоминало падение в огромный водоворот.

— Сколько здесь ваших парней? — спросил он.

— Достаточно. Ну, пошли, пошли!

Он поймал шепот мыслей: «Нас, охраны, пятьдесят человек, так что ли? Ну да, пятьдесят, я думаю».

Пятьдесят! Далгетти чувствовал себя как в клетке, когда шел между двумя из них. Пятьдесят наемников. И все они тренированы, он это знал. Институту было известно, что личная армия Бертрана Мида отлично вымуштрована. Ничего бросающегося в глаза — официально они были слугами и телохранителями, — но знают толк в стрельбе.

И он был один против них посреди океана. Никто не знал, где он, и ничего нельзя поделать. Продолжая идти по коридору, он ощутил холод.

За коридором оказалась комната со скамьями и письменным столом. Один из охранников указал на стул в дальнем ее конце.

— Садись, — проворчал он.

Далгетти повиновался. Путы перехватили его запястья и лодыжки, прикрепив их к подлокотникам и ножкам тяжелого стула. Еще один ремень затянули вокруг талии. Он посмотрел вниз и увидел, что

стул прикреплен к полу. Дюжий охранник подошел к письменному столу и включил магнитофон.

Дверь в противоположном конце комнаты отворилась. Появился Томас Банкрофт. Это был высокий человек, тучный, но пышущий здоровьем. Одет он был отменно, с хорошим вкусом. Седая грива, красивое, с крупными чертами лицо и острые голубые глаза. Он едва заметно улыбнулся и уселся за письменный стол.

Его сопровождала женщина. Далгетти задержал на ней взгляд. Он никогда ее не видел. Она была среднего роста, чуть полноватая, с очень коротко подстриженными белокурыми волосами, безо всяких следов косметики на широком, славянского типа лице. Молодая, в хорошей форме, движущаяся уверенным мужским шагом. Со своими серыми глазами с поволокой, изящно вздернутым носом и твердой линией рта она могла бы быть красавицей, пожелай она этого.

«Одна из представительниц современного типа, — подумал Далгетти. — Машина во плоти и крови, пытающаяся быть мужественнее мужчины, втайне несчастная, хотя и не сознает этого и тем умножает свое несчастье».

На мгновение в нем проснулись печаль, огромная жалость к миллионам представителей человеческого рода. Они не знали себя, дрались друг с другом, как дикие животные, метались, замкнутые в кошмаре. Человек мог бы быть так велик, получи он только шанс.

Он посмотрел на Банкрофта.

— Вас я знаю, — сказал он, — но боюсь, что эта леди имеет передо мной преимущество.

— Моя секретарша и главная ассистентка, мисс Казимир. — Голос политического деятеля был звучным — прекрасно контролируемый инструмент. Он наклонился над письменным столом. Записывающее устройство у его локтя зажужжало с назойливой, уверенной монотонностью.

— Мистер Далгетти, — начал он. — Я хочу, чтобы вы поняли, что мы не демоны. Есть вещи, слишком важные для того, чтобы вести игру по правилам, — вот и все. Ради них в прошлом происходило много войн, и, может быть, снова скоро предстоит сражаться. Для всех было бы легче, если бы вы согласились сотрудничать с нами. Никто и никогда не узнает об этом.

— Предположим, я отвечу на ваши вопросы, — отозвался Далгетти. — Как вы удостоверитесь, что я говорю правду?

— Разумеется, неоскополамин. Не думаю, чтобы вы имели иммунитет. Конечно, это внесет известные неудобства, но мы, несомненно, узнаем, отвечаете ли вы на наши вопросы правдиво.

— И что потом? Вы отпустите меня?

Банкрофт пожал плечами.

— Почему бы и нет? Может быть, нам придется подержать вас здесь некоторое время, но скоро все разъяснится и вы будете освобождены.

Далгетти подумал. Даже он немногое мог против наркотиков правды. А были процедуры еще более радикальные, префронтальная лоботомия например. Он вздрогнул. Жесткие путы ощущались сквозь тонкую одежду.

Он взглянул на Банкрофта.

— Что вы, собственно, хотите? — спросил он. — Почему вы работаете на Бертрана Мида?