Чуж чуженин
Шрифт:
Здесь всё уже было готово к приезду жениха, ночевавшему не в детинце, а в усадьбе Хорта. На столе, покрытом браной скатертью, красовались кушанья, которым предстояло покуда остаться нетронутыми. В середине, обёрнутый вышитым Мстиславой рушником, возвышался румяный каравай. Тут же были выложены сыры и перепеча. Одна боярыня держала серебряное блюдо с гребнем, мёдом и душистым маслом, а другая — осыпальную мису с хмелем, овсом и ячменём, промеж которых лежали кусочки серебра, отрезы драгоценных тканей и соболиные меха.
Мстишу усадили на огромную медвежью шубу, и оставалось лишь ждать.
От волнения и смеси запахов —
Но княжич словно чувствовал нетерпение своей невесты, и совсем скоро через открытые настежь двери в горницу донёсся звон свадебных колокольчиков. Раздались смех и весёлые голоса, и Мстиша судорожно выдохнула, разобрав среди них Хорта. Послышался топот множества ног и шорох отряхиваемых от снега одежд. Девушки запели входящим в чертог гостям:
На пяту двери да открывалися,
Да на крюках двери отстоялися,
Да заходили добры людишки,
Да к невесте заручёной,
Да ко княгине да первобрачной,
Золото с золотом свивались,
Да жемчуг с жемчугом сокатались!
Прежде чем позволить Ратмиру сесть рядом с Мстишей, боярышни заставили Хорта выкупить место, и воевода высыпал на хохочущих девиц ворох приготовленных платков и лент. Наконец, Ратмир опустился возле невесты. Мстислава не могла видеть, но почувствовала, как чуть просела лавка под тяжестью его тела, и ощутила успокаивающий запах морозной свежести и чистоты. Княжич незаметно пожал Мстише кончики пальцев, и она благодарно ответила ему.
Девушки и боярыни сняли с Мстиславы покрывало и, натянув его между нею и Ратмиром, принялись расплетать косу.
Расплетись, коса русая,
Расплетись по единому волосу,
Схороню я волю великую,
Я во тёмные глубокие погребы.
Тут подумаю умом своим, разумом,
Тут-то ей не место, не местечко,
Забусеет отволье великое!
Одновременно за занавесью другая боярыня перебирала гребнем кудри Ратмира. Когда с расчёсыванием было покончено и волосы княжны буйными волнами рассыпались по её спине, служанки надели на Мстишино чело жемчужную поднизь и зелёный венок, сплетённый из барвинка и рябиновых кистей. Головы жениха и невесты сблизили через полог, и старшая боярыня-сваха приставила к ним зеркало, позволяя впервые посмотреть друг на друга.
Мстислава вздрогнула, увидев в отражении сначала своё бледное, испуганное лицо. Она ещё никогда не была так красива, и, переведя взор на Ратмира, Мстиша получила тому подтверждение. Он смотрел на невесту с неприкрытым обожанием, а глаза его искрились. Они улыбнулись друг другу, и боярыня тут же убрала
Хорт стал резать сыры и перепечу и передавать их младшему дружке. Пока тот разносил лакомства, сваха осыпала гостей из мисы, а те с шутками и хохотом ловили среди зерна серебро и мех. Едва пригубили чарки, как настала пора отправляться в Святую Рощу, где князь должен был соединить молодых перед богами.
Мстишу усадили в повозку, Ратмир со своими людьми поехал верхами. К Зимнему Дубу дозволялось подойти только жениху с невестой и сопровождавшим их Хорту и Векше. Женщины, остававшиеся ждать у границы леса, помогли княжне сойти и, сняв покрывало, вручили её руку Ратмиру. Должно быть, Мстислава успела замёрзнуть, потому что пальцы жениха показались ей обжигающе горячими. Ратмир чуть заметно улыбнулся и повёл невесту к заветному дубу. Позади, неся рушник и каравай, следовали Хорт с Векшей.
Тропа, змеившаяся по ковру багровых, припорошённых первым снегом листьев, чуть забирала в гору, и совсем скоро Мстише стало жарко под спудом накинутых заботливой рукой свахи мехов. Всю дорогу от детинца поезжане горланили весёлые, разнузданные песни, не возбранявшиеся лишь на свадьбах, и наступившее безмолвие казалось ещё более торжественным. Роща, вход в которую являлся уделом избранных, была величественнее и богаче княжеской гридницы. Они вступали в чертог богов, и шероховатые стволы, уходившие далеко ввысь, были его могучими столпами, огромные, обросшие бархатным мхом валуны — стражниками, а низкое, серое небо — шёлковой подволокой.
В тишине слышался лишь шорох замёрзших листьев под ногами и тонкий перестук жемчужин в Мстишином очелье. Ратмир шёл уверенно, словно был здесь не первый раз.
Тропинка завернула и теперь бежала прямиком к подножию великанского дерева. Жёсткие, ржавые листья дуба вызывающе рдели посреди скорбной голой рощи, и Мстислава не сразу заметила человека, стоящего под ним.
Князь Любомир, облачённый в алое корзно, меха и золото, ждал их возле каменной плиты, где стояли кувшин и чаша. Хорт вышел вперёд и, низко поклонившись, водрузил каравай рядом. Не поднимая головы, он отступил обратно за спины молодых. Векша подала князю рушник.
Любомир неторопливо набрал в кувшин воды из источника, тихо журчавшего у корней дуба, и наполнил чашу.
— Дети мои, — начал он, — вы пришли в святилище богов, чтобы связать свои жизни. Чтобы соединиться подобно тому, как соединены Небесный Отец и Великая Мать, небо и земля, день и ночь, солнце и луна. Готовы ли вы принести свои клятвы здесь, в заповедном месте, перед Священным Дубом?
Он выжидающе посмотрел на Мстишу и Ратмира, и те ответили:
— Да.
Любомир кивнул и продолжил:
— Мстислава, дочь Всеслава, хочешь ли ты этого мужа?
Мстиша перевела взор с князя на его сына. Ратмир смотрел спокойно, точно был готов принять её любой ответ.
— Хочу, — твёрдо ответила девушка.
Любомир удовлетворённо кивнул и повернулся к княжичу.
— Ратмир, сын Любомира, хочешь ли ты эту деву?
— Хочу, — не раздумывая, согласился тот.
— Клянётесь ли вы разделить друг с другом любую судьбу, добрую и худую? — Дождавшись их одновременного «да», князь снова кивнул. — Клянётесь ли идти рука об руку через невзгоды и радости? — Мстислава и Ратмир снова ответили согласием. — Клянётесь ли оставаться верными друг другу в болезни и здравии?