Чужак из ниоткуда 5
Шрифт:
Сегодня ветра почти не было, поэтому я специально повёл своих товарищей на эту площадку (Кемрар Гели бывал здесь неоднократно). К тому же нам всё равно нужно было в Администрацию — утрясти некоторые бюрократические вопросы, связанные с нашим статусом и пребыванием на Цейсане.
Карантин закончился два часа назад, и мы, наконец, были абсолютно свободны.
— Абсолютно свободны в пределах разумного, — сказал по данному поводу главврач Салид Айрадо.
— Что это значит? — поинтересовался я.
— Это значит, что не нужно совершать безрассудных поступков, могущих отрицательно
— Мы и не собирались, — сказал Юджин.
— Скажите главное, мы здоровы? — спросил Быковский.
— Абсолютно, — сказал Айрадо. — Как только могут быть здоровы люди.
— Абсолютно здоровы и абсолютно свободны, — заметил Сернан. — Что ещё нужно человеку для счастья!
— Абсолютного, — добавил Быковский.
— Но в пределах разумного, — поднял я палец.
Мы засмеялись.
— Идите уже, — сказал главврач. — Надоели.
И вот теперь, когда и бюрократические вопросы были решены (на всё про всё ушло не больше пятнадцати минут), мы действительно были свободны.
— Перед нами, друзья мои, столица Цейсана Ксария, — голосом профессионального экскурсовода рассказывал я. — Основана сто пятьдесят два года назад колонистами с Гарада. Интересно, что колонисты были в равной степени представлены уроженцами Западной Коалиции и Восточного Гарада. В те времена противоречия между двумя общественными системами ещё не достигли того критического уровня, после которого остаётся только одно средство для их разрешения — война. Война, которую назвали Последней, случилась только через семьдесят лет, а тогда колонисты вполне успешно высадились на Цейсане и основали Ксарию. К слову, когда началась Последняя Война, цейсанцы сумели не передраться между собой и удержали мир. Более того, относительно небольшая цейсанская колония после Войны послужила примером для всего Гарада. Примером тому, как нужно строить отношения между людьми, которые придерживаются различных взглядов на устройство общества.
— То есть, цейсанцам, а потом и всему Гараду удалось, говоря словами Пушкина, впрячь в одну телегу коня и трепетную лань? — спросил Быковский.
— Можно и так сказать
— Поверить не могу, — сказал Сернан. — Коммунисты трудятся на благо свободного мира и наоборот? Ха-ха.
— Вообще-то, мы втроём как раз этим сейчас и занимаемся, — заметил я. — Ты же коммунист, Валерий Фёдорович?
— Конечно, — сказал Быковский. — Иначе и быть не может.
— Вот. Я — комсомолец. А Юджин у нас — американский астронавт и военный лётчик, который, по его же рассказам, мечтал когда-то отправиться во Вьетнам, чтобы драться с коммунистами. Яркий представитель пресловутого свободного мира. Эталонный я бы сказал. И что?
— И что? — повторил Сернан. Ему явно не хотелось сдаваться.
— А то, что все мы сейчас трудимся на благо не только всего человечества Земли, но и Гарада с Цейсаном в придачу. И наши политические взгляды ничуть этому не мешают.
— Ты сравнил! — воскликнул американец. — Нас всего-то трое. Опять же, я в меньшинстве и невольно вынужден под вас подстраиваться. А тут… Сколько народу живёт в Ксарии?
— Больше девяносто тысяч человек. Кажется, девяносто
— Не надо. А всего на Цейсане?
— Около пятисот тысяч.
— А сколько было первых колонистов?
Я мог бы обратиться к ИИ в моём коммуникаторе, но помнил и так.
— Девятьсот пятьдесят четыре человека. Через три месяца к ним присоединились ещё восемьсот пятнадцать.
— Всего тысяча семьсот шестьдесят девять, — быстро подсчитал у уме Сернан. — Это очень много. Не могу представить, как они смогли ужиться.
— Представь себе, ужились, — сказал я. — Если хочешь, я сброшу тебе на коммуникатор популярные видеолекции по истории освоения Цейсана. Там всё очень доходчиво.
— Не сомневаюсь, — буркнул Сернан. — Пропаганда всегда должна быть доходчивой. В этом её суть.
— Если тебе хочется считать общеизвестные факты пропагандой, то, увы, я ничего не могу с этим поделать.
— Да я не это имел в виду, — досадливо махнул рукой Сернан. — Просто не верю я в синтез коммунизма и свободного предпринимательства. Что-то одно должно победить и подчинить себе другое. В данном случае, насколько я понял, победил коммунизм. И меня это печалит. Как эталонного представителя свободного мира, — добавил он не без сарказма.
— Брось, — сказал я примиряюще. — Ты просто ещё плохо знаешь устройство гарадского и цейсанского общества. Поживёшь тут немного, посмотришь на всё своими глазами, вникнешь, на Гараде побываешь… Тогда и будешь делать выводы, печалиться или радоваться. А пока рано. Лучше посмотрите вон туда, на юг — видите горы? Это Полуденный хребет, самая длинная горная цепь на Цейсане. Тянется почти на шесть тысяч километров. Вон тот пик видите, вершина сверкает льдом и снегом?
— Видим, — сказал Быковский. — На Эльбрус чем-то похож.
— Это Пик Согласия, — я покосился на Юджина. — К вопросу о согласии, если ты понимаешь, о чём я. Назван так как раз первыми колонистами. Извини, Валерий Фёдорович, но Эльбрусу до него далеко. Высота Эльбруса, если я правильно помню, чуть больше пяти с половиной тысяч метров. А Пик Согласия не многим уступает Джомолунгме, она же Эверест. Восемь тысяч четыреста тридцать пять метров над уровнем моря.
— Ничего так горка, — сказал Юджин. — Надеюсь, ты не станешь нам предлагать на неё забраться?
— Нет, — засмеялся я. — В лучшем случае облететь на гравилёте. Если, конечно, возникнет такое желание.
— А вот это — с удовольствием! — воодушевился Сернан. — В особенности, если мне разрешат сесть за штурвал. Давно мечтаю научиться управлять гравилётом.
— Если б ты знала, если б ты знала, как тоскуют руки по штурвалу [1]… — пропел Быковский.
— Вот именно, — подтвердил Юджин.
— А мне больше море интересно, — сказал Быковский. — Вон оно, раскинулось широко… — он повернулся к востоку, где под солнцем до горизонта расплавленным серебром сверкало море, глубоко вдохнул холодный воздух (в северном полушарии Цейсана, где находилась Ксария, царило лето, но даже сейчас, в разгар дня, температура не поднималась выше двенадцати-четырнадцати градусов по Цельсию). — Люблю море. Море Радости, так оно называется?