Чужак с острова Барра
Шрифт:
Рори долго смотрел в окно. Понемногу смысл этого происшествия дошел до него. Белощек, как ни тщился, потерпел крах. Теперь он начал все сначала, даже несмотря на то, что для этого пришлось лететь через океан. Рори испытывал глубокое сожаление, ибо хотел, чтобы Белощек сделал то, что сам он сделать отказался.
Но постепенно досада сменилась в душе Рори чувством успокоения. С того самого августовского утра, когда нагруженное доверху каноэ поплыло вверх по Киставани и Кэнайна ушла из его жизни, Рори испытывал странное, беспокойное чувство вины при мысли о гусе, который, несмотря
Взяв письмо, Рори отправился к П. Л.
— Он вернулся на Барру, — сказал он просто. — Мать видела его.
П, Л. прочел письмо, от возбуждения у него над лбом запрыгали волосы.
— Ну что ж, — сказал профессор, пожимая своими крепкими плечами, — это
покажется интересным для тех, кто занимается изучением миграций птиц. До сих пор никому не удавалось это доказать. Но романтики, ивы в том числе... Полагаю, вам нелегко примириться с этим, а? Все эти красивые сказочки о любви и верности, пока смерть не разлучит нас... разлетелись... в пух и прах... Все полетело к чертям. А вы что теперь об этом думаете?
— Мне очень жаль, — сказал Рори. — У меня такое чувство, словно этот гусь меня подвел. Он доказал,что птицы так же малодушны, как люди. Я ждал от него большего.
Они поговорили еще с полчаса, а потом Рори внезапно вспомнил, что мать в письме жаловалась на нездоровье. Взволнованный новостями, он как-то позабыл об этом. Простившись с П. Л., он вернулся к себе. Еще раз взглянул на дату письма - написано пять дней назад. Нужно ответить как можно скорее и послать авиапочтой: если она слегла, от отца вряд ли дождешься заботы и сочувствия. Надо подбодрить ее.
Он написал длинное письмо, и к тому времени, когда закончил, хозяйка позвала их обедать.
Они все еще сидели за столом, когда у входа раздался звонок.
Рори пошел открывать. На пороге стоял мальчишка-посыльный с телеграфа.
— Международная для мистера Рори Макдональда, — сказал посыльный.
Рори расписался в получении и закрыл дверь. Он вскрыл телеграмму и там же, у двери, прочел ее. Потом в молчании поднялся к себе и тогда дал волю слезам. С затуманенными от слез глазами он снова прочел эти восемь слов:
"Мама скоропостижно скончалась вчера ночью воспаления легких. Отец".
ГЛАВА СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ
Первые несколько минут Рори, потрясенный, никак не мог собраться с мыслями, потом вспомнил, о чем шла речь в письме, которое пришло нынче утром, и внезапно его порази до сознание, что в смерти матери виноват он. Сознание этого было тяжелей даже, чем сама трагическая весть. Теперь к его печали прибавился тяжкий груз угрызений совести.
Он уговорил ее остаться на Барре. И вот она умерла, потому что искала гуся. Внезапно вся гусиная проблема показалась ему совершенно тривиальной и ничтожной, и его охватило горькое, надрывающее душу отвращение.
Рори лежал в постели, глядя в потолок; слезы высохли. Он услышал, как П. Л. поднялся в свою комнату.
Все предстало перед Рори в своей жесткой, нагой простоте, без того ореола сантиментов и эмоций, которым окутала этот эпизод его романтическая душа. Когда же сошла накипь чувств, осталось не так уж много. Одного гуся из Старого Света занесло штормом за Атлантический океан; он пытался соединиться с гусыней другой породы; потом настала пора миграций, и гусь из Старого Света полетел восвояси. И ради этого ничтожного вклада в науку о поведении птиц погибла его мать!
Они расстались восемь лет назад, но если от этого и было легче примириться со смертью матери, облегчение это сводилось на нет сознанием того, что умерла она по его вине. Казалось, вокруг него рушился мир, и Рори тотчас же принялся создавать его заново, поднимать из руин, а потому отправился к П. Л. Но после первых слов сочувствия П. Л. ничего сказать не мог. Воцарилось неловкое молчание, которое ощутили оба, и Рори вернулся к себе.
Внезапно ему страшно захотелось поговорить с Кэнайной. Между ними не возникла бы стена неловкого молчания, потому что из всех людей, которых знал Рори, только Кэнайна могла понять, что за существо была его мать.
Рори вскрыл письмо, которое написал утром, и стал перечитывать его. "Ты блестяще справилась с необычайно важным заданием, проверив для меня стаи белощеких казарок. Тайна разгадана, хотя разгадка оказалась для меня несколько огорчительной, так как я надеялся и уповал, что гусь этот останется со своей подругой. Вот тебе еще одно доказательство того, что в научной работе нельзя руководствоваться априорными концепциями относительно желательных или предполагаемых результатов..."
Слова звучали теперь мерзко и отвратительно, и Рори не смог читать дальше. Он швырнул письмо в корзину для бумаг, но через минуту понял, что не может уничтожить письмо. Рори извлек его из корзины и положил в ящик стола.
Потом написал коротенькое письмецо отцу с выражением соболезнования. Большой Сэмми наверняка отыщет кого-нибудь, кто прочтет ему эти строки.
В понедельник Рори, как обычно, явился в университет, но чувство вины камнем лежало у него на душе, и он не мог заставить себя слушать лекцию. Две мили от университета до дома он прошел пешком, как делал всегда, если у него бывало время и когда над ним тяготело бремя неразрешенных проблем. Он пришел рано, до обеда оставался еще час, а может, и того больше. Сняв галстук, разулся, лег на кровать. И когда он остался один, чувство вины и угрызения совести тучей нависли над ним, и в его смущенной и удрученной душе начался процесс переоценки жизни, которая внезапно предстала в новом свете.