Чужак с острова Барра
Шрифт:
Это были типичные северные лайки с широкой челюстью и толстой шеей, сука и ее годовалый щенок, дикие и угрюмые, за исключением тех редких периодов, когда их кормили досыта и они становились добродушны и даже игривы. Суку звали Моква, что на языке кри означает гагара. Джо Биверскин назвал ее так потому, что она выла высоким, подрагивающим звуком, похожим на весенний клич гагары. Шерсть у нее была длинная, и жесткая, и совершенно белая, черным был только нос, глаза и зарубцевавшаяся мертвая кожа на кончиках ушей - она вечно отмораживала уши. Щенок, поменьше ростом и довольно проказливый, тоже был белый, с черной мордой, и покамест
Все лето Кэнайна не обращала внимания на собак, но сейчас привязалась к ним, особенно к Джиму. К хорошему обращению собаки не были приучены, так же как и к хорошей пище. Когда они бывали сыты и подпускали ее к себе, Кэнайна болтала и играла с ними. Даже в самые голодные и мрачные дни собаки, завидев приближение Кэнайны, игриво виляли хвостом.
Шла третья неделя после выезда из Кэйп-Кри. По извилистому притоку Киставани Биверскины поднимались в те края, где не было такой низины и почвы были посуше, — там попадались небольшие еловые и осиновые леса.
Они добрались до крошечной, покрытой рытвинами поляны, на берегу речушки торчал остов вигвама из жердей, и Кэнайна поняла, что это и есть их зимний лагерь. Они натянули брезент на остов конической формы и до половины завалили с внешней стороны стены землей и мхом. Из-под ели на краю поляны Джо Биверскин вытащил ржавую печурку из листового железа, а заодно несколько трехдюймовых железных труб; прошлой весной Джо спрятал все это здесь. Он поставил печурку в палатке на подставку из камней и вывел печную трубу сквозь отверстие в куске асбеста, который специально для этой надобности был вделан в полотнище крыши. Сооружение это больше напоминало земляной курган, чем человеческое жилье, и представляло собой зрелище, не внушавшее особого доверия и восторга. Это был аскеекан — зимняя землянка, единственный кров, который будет защищать их в долгие холодные месяцы, когда температура держится ниже нуля.
Родители Кэнайны принялись рубить дрова и срезать ветки пихт для постели, но у Кэнайны были свои дела, и она в одиночку отправилась в ельник позади лагеря. Вновь настала пора собирать мягкие подушечки сфагнума, потому что вопреки своим надеждам она так и не забеременела. В последний месяц, проведенный с Рори в Кэйп-Кри, она боялась, что влипнет. Но как только они расстались, ей захотелось, чтобы на том месте, где оборвалась их общая жизнь, возникла новая жизнь, чтобы частица его продолжала здесь жить вместе с ней, навсегда соединив их. По мере того как они все дальше уходили от побережья в глубь суши, желание это превратилось в пламенную надежду. Сейчас, в первый же день, проведенный ими на зимовке, надежда эта рухнула. Рори ушел. Весь целиком, до последней частицы. Ничего не оставив ей, кроме мучительных воспоминаний.
Когда она вернулась к землянке, на полу из лапника были сооружены постели и в печурке играло пламя. Несмотря на темноту внутри, Кэнайна смутно различила на постелях одеяла и накидки из кроличьих шкурок, черный чугунок на печи, мешок с мукой, ведро со смальцем, два фанерных ящика с продуктами и собственный полотняный чемодан с платьями. Больше там ничего не было.
Отец куда-то ушел, но мать лежала на одной из постелей. Она повернулась на бок и улыбнулась Кэнайне слабой, мимолетной улыбкой, которая едва обнажила ее щербатые коричневые зубы. Лицо
Два дня спустя Джо Биверскин отправился вверх по реке, чтобы проверить бобровые хатки и дичь на своем участке. Он отсутствовал три дня и три ночи, а когда возвратился, его круглое плосконосое лицо было мрачно, он даже не улыбнулся в знак привета.
– Дичи мало, — сказал он жене и дочери. — Наверное, будет тяжелая зима.
Кэнайна знала, что основной пищей зимой служит дичь, они называли ее "пищей земли", потому что ее давала земля. Они захватили с собой муку, сахар, лярд, чай, овсянку и сгущенное молоко, но все эти магазинные продукты могли быть только дополнением. Без постоянного пополнения черного котла "пищей земли" на магазинных долго не протянешь.
Кэнайна с матерью ставили сети на речке и силки на кроликов в соседнем лесу, так как по принятому у мускек-оваков разделению труда это считалось женским делом. Но уже при малейших усилиях Дэзи Биверскин начинала задыхаться и слабеть. И через несколько дней Кэнайна стала одна присматривать за сетями и силками. Щуки и гольцы попадались довольно часто, но кроликов почти не было. Дэзи все чаще оставалась сидеть у печурки в вигваме и, сгорбившись, молча посасывала сморщенными губами вечную свою трубку.
В середине октября речонка поутру покрылась у берега тонкой иглистой коркой льда. Потом пришла ночь похолоднее, и на следующее утро Кэнайна проснулась с ощущением, что ей не хватает чего-то привычного. Некоторое время она размышляла, что бы это могло быть, пока не догадалась, что речка перестала журчать. Выглянув из вигвама, она увидела, что речка скована синевато сверкающим льдом.
В этот первый день ледостава они кольями разбили лед и вытащили сети на берег, чтобы спустить их в прорубь потом, когда лед окрепнет и на него можно будет стать.
Через несколько дней резко похолодало, лед на реке окреп и, замерзая, трещал, отдаваясь гулом громких ружейных выстрелов.
— Лед стынет, — сказала дочери Дэзи Биверскин.--Просит снега — чтобы сюда пришел снег и укрыл его, ему под снегом теплее. Еще до рассвета пойдет снег.
И в самом деле в ту ночь выпал первый снег, но лег он тонким слоем в два-три дюйма, а на рассвете снегопад прекратился. Кэнайну разбудили шаги матери, которая прошлепала мимо нее к двери, а выглянув наружу, только пожала плечами.
– Почти ничего-то и нет, — пробормотала Дэзи. — Нам нужен глубокий снег. На таком, как нынче, распознаешь разве что мышиный след.
Но снега оказалось вполне достаточно, чтобы проехать по нему в санях, запряженных собаками. И Джо Биверскин отправился в путь за семьдесят пять миль, чтобы доставить в лагерь продукты, оставленные на берегу Киставани. Он отсутствовал целую неделю, и, пока он был в отлучке, Дэзи показала дочери, как забрасывать сети в прорубь. Нелегкий это был труд, да к тому же и холодно — на морозе приходилось пробивать топором во льду множество прорубей и потом подо льдом тянуть каждую сеть от проруби к проруби с помощью жерди. Вернулся Джо Биверскин, он сам впрягся вместе с собаками, помогая им тащить сани, груженные остатками припасов. Хорошо ли, плохо ли, Биверскины приготовились к началу предстоящей зимы.