Чужаки
Шрифт:
— Ты прав, Димка, трудно мне дается пробуждение, — сказал Влад. — У меня такое чувство, будто я ходил все время с завязанными глазами, а сегодня вроде очнулся от спячки. Я понял: чувствуешь себя сильнее, когда перестаешь бояться. Но драка еще будет, как у Демона тот поединок.
— Как у кого? — переспросил Димка.
— Да это я так. Пошли, — и они направились по аллее к выходу из приемника. Мать Алексея подошла к сыну и спросила:
— Алеша, ты вернешься домой?
— Нет. У тебя своя жизнь, а у меня своя. Ты свое сделала, акт подписала. Можешь возвращаться
— Алеха, не будь подонком, — сказал Димка, — она же твоя мать!
Тяжко было смотреть на ее склоненную голову и заплаканное лицо. Тяжелой походкой она пошла от ворот приемника.
— И все-таки, Алик, она твоя мать, какой бы она для тебя ни была, — тихо сказала Олеся.
— Нет Олеся, между нами давно уже зияющая пропасть. И мне ее уже не перепрыгнуть.
— Алеха, по-моему, ты уже звереть начинаешь, но когда-нибудь ты это поймешь и вернешься к матери, — вставил Димка.
— Не надо нам теряться, Алеха, нужно держаться друг за друга в этой жизни, а то пропадем или нас поодиночке раздавят, — сказал Влад.
Вдруг его лицо резко исказилось. На них с бешеной скоростью надвигался «Москвич». Влад успел заметить злобную ухмылку пригнувшегося к рулю Крохи. Он быстро оттолкнул Алеху с Олесей на Димку, и в то же мгновение «Москвич», не сбавляя скорости, врезался в него. Влада отбросило на асфальт. Затем машина резко развернулась и, оставляя за собой клубы пыли, понеслась по улице.
Поднявшись с земли, Алексей с Олесей бросились к Владу. Лицо его было залито кровью.
Сжав кулаки, Димка заорал:
— Ну, твари, ну, козлы, разорву!
Он кинулся к подъехавшему к приемнику «Уазику», из которого выводили русоволосого парня. Его руки были заведены за спину. Димка оттолкнул сержанта и лихо запрыгнул в машину. «Уазик» резко развернуло и он с ревом рванул за удалявшимся «Москвичом».
— Куда, лейтенант? Это моя машина! — закричал сержант.
— Закройся, Сема, тут серьезное дело, — одернул его напарник, кивнув головой на распластавшегося на земле окровавленного Влада и склонившихся над ним Алеху и Олесю и крепче вцепился в парня, держа его за руку у плеча.
Димка гнал машину на предельной скорости. Его обжигали ненависть и злоба.
— Разорву! Разорву, падлы, — кричал он, обходя идущие мимо машины.
На третьем повороте он заметил знакомый «Москвич», который проезжал мимо огромной ямы теплотрассы.
Димка повел «Уазик» на таран «Москвича», пытавшегося повернуть вправо. «Москвичонок» перевернулся и камнем рухнул в яму. Димка выскочил из машины, но, пробежав несколько шагов, услышал взрыв. Столб пламени, охвативший «Москвич», взметнулся из темной пасти траншеи. Все было кончено. Он отрешенно смотрел на пляшущие языки пламени, но мысль о Владе, лежащем на земле
...Около Влада собралась толпа: сотрудники приемника, прохожие и сержанты-конвоиры. Около них стоял красивый парень, с васильковыми глазами. Он смотрел на Влада, лежавшего на коленях Алехи, который бережно придерживал его голову. Олеся носовым платком промокала сочившуюся из раны кровь. Димка пробрался вперед, опустился перед Владом. Увидев друга, Влад виновато улыбнулся:
— Видишь, братан, как получилось... Эх, судьба моя... — он глубоко вздохнул и, взглянув на грустного Алеху, прошептал: — Береги себя... Димка, — он приподнял руку, Димка ухватил ее, крепко сжимая. — О сыне моем позаботься и о маме не забудь... — Грудь Влада поднялась, он судорожно вдохнул ртом воздух, улыбнулся и затих.
— Влад, нет! — закричал Димка и стал поднимать его с земли. — Давай его в машину, Алеха!
Из открытых ворот приемника выбежала медсестра.
— «Скорая» сейчас будет, здесь недалеко больница! — сказала она.
— Мы сами, — крикнул Димка и они с Алехой понесли Влада к «Уазику». Сержант-водитель сам открыл дверцу машины. Олеся, шедшая за Димкой и Алексеем, вдруг покачнулась и стала падать. Парень, шедший под конвоем, подхватил ее и понес к «Уазику».
— Оленик, назад, — закричал сержант-конвоир.
— Да не боись, не убегу.
Димка завел мотор. Алеха, увидев парня, несущего Олесю, выскочил из машины.
— Что с ней?
— Да она в обмороке, — ответил парень и передал Олесю ему на руки.
Тут же к нему подбежал сержант и, пристегнув его к себе наручниками, сказал.
— Пошли, Оленик.
Парень проводил взглядом отъезжавшую машину. Толпа у приемника стала расходиться.
По дороге Олеся пришла в сознание Алеха придерживал голову Влада, его серая рубашка намокла от стекавшей из раны крови.
— Держись, братан, держись, Я сейчас! — огибая поворот, с дрожью в голосе произнес Димка.
Они подъехали к крыльцу больницы. Димка спрыгнул с сиденья, открыл дверь, принимая на руки раненого Влада, и осторожно понес его в приемный покой.
Алеха и Олеся сели на лавочку под осыпающейся листвою яблони
— Алик, — тяжело вздохнув, сказала Олеся, — я узнала от Дмитрия, что у Влада вчера вечером умерла жена.
Алеха кулаком стукнул по колену, и у него заходили желваки:
— Ну почему, скажи, почему все так несправедливо в этом мире?! Почему гибнут хорошие люди? — по его лицу покатилась крупная, как у ребенка, слеза
— Наверное потому, что они себя не жалеют, горят для других, как звезды и сгорают, — вздохнула Олеся.
На крыльцо вышел Димка. Увидев его, Алеха с Олесей подошли к нему.
— Он умер? — спросил Алексей упавшим голосом.
— Нет, Алеха, нет. Он будет жить, только душа у него останется навсегда раненой.
Димка закурил, внимательно посмотрел на них и добавил:
— Мы все со шрамами на душе, как у Влада.
1991—1992 гг.