Чужаки
Шрифт:
С этими мыслями он вылез из окопа и вместе с бойцами третьей цепи побежал по зеленеющему ржаному полю. Вначале он хотел пробежать немного, но, увлеченный общим порывом, так и продолжал бежать к видневшемуся впереди березовому перелеску, пока не столкнулся с командиром полка Редькиным.
Явно рассерженный появлением комдива, Михаил держал его за рукав шинели и, загораживая дорогу, сердито говорил:
— Что ты делаешь? Али с ума сошел? Тебе командовать надо, а не лезть куда не следует. — И, наступая на подъехавшего вестового
— Кто ищет? — спросил Алексей.
— Как кто? Начальство. Начальство ищет. Начальство, — ухватившись за это спасительное слово, повторял Михаил. — Два раза спрашивали. А здесь вам делать совсем нечего, убьют еще ни за что ни про что.
Алексей, и сам видел, что бойцы успешно продвигались вперед, и он поехал на командный пункт.
По дороге четыре бойца вели первую партию пленных колчаковцев. Пленные на ходу стряхивали с себя прилипшую к одежде землю, шумно переговаривались. Как видно, они не очень тяготились своим новым положением.
Проезжая мимо пленных, комдив обратил внимание на идущего впереди пожилого солдата в новой с иголочки шинели, в хороших яловых сапогах. Солдат, в свою очередь, тоже смотрел на Алексея и, как ему показалось, дружески улыбнулся. Придержав лошадь, Алексей повернул к колонне и, еще раз всмотревшись, узнал в пленном своего соседа Фому.
Оставив вестового с поручением привести Фому в штаб, Алексей поскакал дальше. Вскоре он выехал на бугор, усыпанный камнями. С другой стороны на бугор поднимались артиллеристы. На лафете переднего орудия, сдвинув на затылок фуражку, сидел гармонист. Прижавшись ухом к двухрядке, он усердно выводил «барыню». Рядом, то приседая, то подпрыгивая, «двигались ухающие плясуны.
Поравнявшись с артиллеристами, Алексей дружески помахал рукой.
— Поехали, друзья?
Любуясь весельем батарейцев, Алексей чувствовал, как к нему постепенно возвращается хорошее настроение.
В штаб отовсюду поступали сведения об успешном продвижении всех частей дивизии. Ознакомившись с ними, Алексей убедился, что подготовка дивизии к наступлению была проведена удачно.
Переговорив с Ревесом и сделав необходимые распоряжения, Алексей попросил привести к нему Фому. Ему не терпелось узнать о матери, о Тютнярах, о Карабаше.
Усевшись на стул, Фома долго молча смотрел на Алексея, потом, как видно, окончательно убедившись, что перед ним действительно сидит живой Алексей Карпов, вскочил на ноги.
— Ну здравствуй, Алексей Михайлович, — крепко сжимая протянутую руку, сказал Фома. — Вот уж не ожидал тебя здесь встретить. Угнали вас тогда из Карабаша, и все как в воду канули. Ни слуху ни духу. А бог-то, оказывается, спас вас — живой и большим командиром, вижу, стал. Дай-ка я обойму на радостях, — и он чмокнул прямо в губы взволнованного Алексея.
— Скажи,
— Да как тебе сказать? Вроде ничего, здорова. Недавно я ее видел в Челябе. Там живет теперь. Сам знаешь, в Тютнярах-то нельзя» ей. Постарела малость, и глаза побаливают, от слез поди…
— Что же она там делает? — продолжая волноваться, спросил Алексей.
— Знакомый у ней там есть. Кузьмой, кажется, его зовут. Человек, говорит, очень хороший, вот у них и пристроилась. Работает где-то на заводе. А что делает не сказала. О тебе сильно тоскует. Хотя бы, говорит, краешком уха о нем услышать. Тогда бы я не плакала, а песни каждый день пела.
— Неужели в Тютнярах и в Карабаше ничего не знают о Тургоякской шахте? — помрачнев, Спросил Алексей.
Фома отрицательно покачал головой.
— Нет, не слыхали, а что?
Алексей тяжело вздохнул, медленно-медленно поднялся на ноги.
— Ты ведь знаешь, сколько в прошлом году каратели из Карабаша людей угнали. Думаешь, где они? Все в шахте лежат. Один я вырвался.
— Что ты говоришь? Выходит, племянник мой, Мишутка, тоже там? — волнуясь, спросил Фома.
— Там, — глухо ответил Алексей.
— Эх, гады! — сжав кулаки, яростно закричал Фома.
— А ты еще служил им, — сказал Алексей с упреком.
— Какое там служил, — сердито отмахнулся Фома. — Мобилизовали нас, насильно в казармы заперли, а потом погоняли недели две в Челябе по Сенной площади и сюда-А мы через ночь всей ротой к вам. Только один раз и выстрелили, в своего ротного. Не дураки. Теперича люди стали сами разбираться, кто за что воюет.
— Ну, а как в Карабаше? В Тютнярах как дела? — продолжал спрашивать Алексей.
— И там и сям одинаково, — вздыхая, махнул рукой Фома. — Каждый день аресты. Без винтовки и плети колчаковцы шагу не делают. Стонет наш брат всюду.
— Не все поди стонут, кое-кто и радуется.
— Ясно не все. Такие, как Абросим, снова кадила раздули. Мельница, кожевня, лавка и сама власть — все в ихних руках. Или Сенька Шувалов, сверстник твой, начальником большим в Челябе заделался. Офицеру Простых людей, как мух, давит. Теперь на фронт приехал. А в Карабаш чужаки опять понаехали. Попритчилось им, что ждали их там; Силятся все завод на полную пустить, да что-то не получается. Рабочие тянут волынку.
— Ждут, значит, нас там? — повеселев, спросил Алексей.
— А ты как думал? Знамо, што ждут. Наелись колчаковских порядков, сыты по само горло.
Алексей замолчал, взгляд его долго бродил из угла в угол, потом, как бы решившись на что-то, он спросил:
— Как ты смотришь, дядя Фома, на такое дело, если тебе предложат вернуться в Челябинск?
— В Челябу? А черта мне там делать, — ответил Фома с удивлением. — Нет уж, если можно, Алексей Михайлович, то меня здесь оставьте. Я воевать пойду, даром хлеб есть не буду.