Чужая осень (сборник)
Шрифт:
А ведь я спас не только Студента, но и Сашиного сына. В Советском Союзе не нашлось лекарства, способного сохранить жизнь пацану. Но в отличие от Министерства здравоохранения я действовал самым должным образом — и ребенок жив-здоров, и Саша в любую секунду готов положить за меня голову. Впрочем, ребенок здесь не причем, но, помня о моем поступке, Саша старается работать от души, а не просто за деньги. Кстати, о деньгах.
— Саша, не переживай, твой аванс и зарплату жене занесут сегодня же.
Врубив первую скорость, я почему-то подумал о человеке, работавшем на Вышегородского. В конце концов только благодаря ему смогу унаследовать собрание Велигурова, хотя я прекрасно понимаю — кровь того, неизвестного мне человека, вряд ли будет последней, покрывающей
Из недр бардачка раздалось соловьиное пение. Я достал радиотелефон и Рябов тут же вдохновил меня на дальнейшие размышления:
— Вчера была среда, — напомнил мне о сегодняшнем дне недели Рябов. — Попытка «наезда» на кабак. Ночью подожгли дверь квартиры Дюка. Он наотрез отказывается идти на работу.
— Поставь ему такую же дверь, как в салонах, — командую я, — как ты думаешь, наш разговор прослушивается?
— Я знаю, — подчеркнул Рябов, — что его не пишут.
— А мою дверь еще никто не использует для нужд пионерских костров? — спокойный тон должен заставить Рябова уверовать в то, что я невозмутим. Они не столь наивны, чтобы штурмовать дом, который крепость, но испорченные колеса машины пенсионера Головченко бьют и по моему карману. «Аргус» или «Ромашка» не ведут боевых действий по-настоящему, видимо, такой задачи перед ними не ставили. Да и наивно было бы предполагать этим аргусовским мальчикам, что даже при поддержке конторы у них не уйдет много крови, вполне возможно собственной. Потому что пешки-бойцы служат лишь оттяжкой времени жизни королей.
Они просто и незатейливо бьют меня по карману — магазин закрыт, кабак тоже вряд ли будет полным, если в нем начнутся постоянные разборки, а без Дюка салоны не дадут и половины предполагавшегося дохода. Я понимаю, на что рассчитывает любезный Петр Петрович, перекрывая денежный кислород моим точкам. Только я не стану дергаться, хотя и несу миллионные убытки. И не откажусь от наследства Леонарда, даже если бы оно стоило три копейки. Я буду ждать. Я умею ждать — это достоинство, которое нарабатывается годами. И «Аргус» не дождется, чтобы я раньше времени ушел из глухой защиты, опрометчиво подставляя себя. Потому что я знаю, кто его хозяин. Он привык к кабинетным играм, а в других — больше опыта у меня, шутка ли, почти двадцать лет. Генеральный директор фирмы «Аргус» даже не понимает, какую контрибуцию придется платить в случае моей победы. А на другое я и не рассчитываю. Двадцать лет постоянной борьбы и ни одного поражения — это тоже что-нибудь значит.
Поэтому сегодня мы будем отдыхать. Представляю, как полезут глаза на лоб у обычно невозмутимого Рябова. Однако, никто не имеет права даже допустить мысли, что генерального директора «Козерога» озаботит какой-то «наезд».
— Сережа, сегодня мы отдыхаем. Где тренировка драчунов?
— Спортзал медицинского института. Но давай сначала…
— Нет, Сережа, я недавно уже был отличником огневой подготовки. Сауна там действует?
— Конечно, — чуть ли не обижается Рябов за возможности нашего студенчества. Хотя вряд ли эти будущие хирурги даже подозревают о существовании сауны в своей альма-матер.
17
В спортзалы я всегда прихожу, будто на свидание с юностью. Я бегу вокруг огромного, залитого искусственным светом зала, срезая углы у стен, и краем глаза замечаю, что пол кое-где уже покрыт дробными капельками пота. Самый лучший отдых — дать как следует копоти постепенно привыкающим к спокойной жизни ногам, проверить — не забилась ли с годами дыхалка, почувствовать — не слишком ли затупилась реакция. Конечно, будь я одним из новоявленных фирмачей, строящих свой отдых по старым обкомовским меркам, сейчас бы все было по-другому. Как у них, даже если отдыхают в спортзале? Вылезли бы они, все как один, с теннисными ракетками, в белых шортах под шаровидными мозолями, попыхтели бы минут двадцать и — сауну. Ну, а сауна без выпивки и баб — этого
У меня за плечами двадцатилетний опыт их сегодняшних методов работы. Только в былые годы эти деятели порой подводили людей под расстрел за то, чем теперь сами занялись. Хотя какое там занялись. Тогда цеховики, так называемые, исключительно производством занимались. Да еще каким и в каких условиях. А потом их постепенно выбили. Одних расстреляли, других посадили, третьи уехали, у четвертых на всю жизнь охота к делу пропала — стоит ли удивляться, что три четверти новоявленных фирм работают только на уровне случайной информации. Узнают, что в Урюпинске днем с огнем ищут ситец, перехватят его партию где-то в Больших Свистунах — и пошли переговоры типа «…плюс пятнадцать процентов наличными». И как быстро все эти деятели, которые призывали народ ставить общественное выше личного, выучились говорить ключевую фразу «Без учета моих интересов». А вот наладить производство, даже самое выгодное, это не свою пайку драть.
Впервые с совковой системой бизнеса я столкнулся, когда делал рыло директора «Козерога». Позвонил какой-то штымп из малого предприятия «Купи-продай», предложил шесть «Рафиков» за двадцать миллионов. Как каждый уважающий себя бизнесмен, я тут же включился в работу, напряг факс и отправил информацию: пять «Рафиков» за двадцать миллионов, А тот деятель, к которому она попала, тут же вызвонил своего партнера из Белоруссии и заявил, что готов сделать ему четыре «Рафика» за те же двадцать миллионов. На этом напряженному труду нескольких фирм пришел конец, потому что белорусский фирмач ответил: успокойся, это мои «Рафики», и цена двадцать миллионов за десять машин.
Вот на таком уровне и трудятся наши бывшие вождики, мелочь пузатая, не попавшая в новую обойму в отличие от крутой номенклатуры. Или, в крайнем случае, открывают совместный «шоп» и торгуют всяким дерьмом по ценам «ниже рыночных», хотя такой цены в природе не существует. И хорошо, что у них мозга не хватает производством заниматься, потому что это не «всего десять процентов за услуги», тут государство наше родное со своими законами замечательными даже такого волка, как я, за полгода до сумы доведет.
С такими мыслями я полирую адидасовскими подошвами пол спортзала и они помогают мне не сосредотачивать внимания на рвущемся из груди сердце, добирающего оборотов перед включением второго дыхания.
А за спиной мерно дышит в затылок разменявший пятый десяток Рябов, вот что значит пить изредка и морщиться при запахе лучшего в мире табака. Нет, как ни крути, непохожи мы с Рябовым на своих коллег-фирмачей, тех сделать такую разминку под дулом пистолета не заставишь.
— Серега, давай пацана, пока я теплый, — командую Рябову и сбрасываю насквозь промокшую футболку «Рибок», которую пижоны носят с таким видом, будто это смокинг. В зал просочились двадцатилетние детишки; это им помогает отрабатывать удары финансовая помощь банка «Надежда». Тренирует ребят Сережа Авдюшенко, боец, каких мало. Хотя внешне о нем этого не скажешь: тонкое, по-настоящему интеллигентное лицо в очках и фигура явно не качка. Только руки выдают, вернее костяшки пальцев, покрытые громадными мозолями. Обычно о таких ребятах я полуиронично отзываюсь: «Мозоли от того, что передвигаются на четвереньках. Ничего, скоро в людей превратятся», но Авдюшенко в этот пример не вписывается. Он умница, настоящий фирмач, наладил книжное производство и утирает нос горящим синим порохом государственным издательствам. И в охране его совместное предприятие не нуждается — лучшие бойцы города из самых разных бригад, идут в его бесплатную, прошу заметить, школу. Тренирует их Сережа жестко, дрессирует беспощадно — условия, максимально приближенные к боевым. Порой после тренировки кое-кого на носилках выносят, но только полный контакт в боях позволяет его парням держать удары и в настоящих схватках.