Чужая осень (сборник)
Шрифт:
— Тебе пора, — бросил Сережа, — ребята ждут на улице.
— А ты? — облегченно спрашиваю Рябова, откровенно радуясь, что не мне, а ему предстоит решить дальнейшую судьбу Колотовкина.
— Нужно поговорить с этим парнем серьезно, — заявил Сережа и недобрым тоном приказал: — Уходи отсюда.
Легко сказать — уходи, в этих лабиринтах черт голову скрутит. Поэтому, когда я вышел в коридор и увидел блестяще справившегося со своей задачей Сашу, обрадовался ему, словно слепой — поводырю-доброхоту.
— Как ты сюда попал? — откровенно удивляюсь его появлению.
— У
Рябов, Рябов, что бы я делал без тебя в этом мире? Разве что только деньги, и совершенно в другой компании.
Саша уверенно вертел баранку, выбираясь из хаотически разбросанного нагромождения хибар Нахаловки, мимо ханыг, мирно уснувших прямо на земле, щедро засеянной бутылочными осколками, пустыми консервными банками и нечистотами, ругани и свар, какой-то драки, и только увидев почти километровый хвост очереди за водкой, я понял, что мы уже где-то в городе. К горлу подкатывался ком, который не удалось опустить вниз при помощи сигареты, ничего удивительного, если в течение суток питаться исключительно кофием.
— Куда мы едем, Саша?
— Сережа сказал, чтобы вы ждали его у Светы.
— Ты, Саша.
— Что?
— Я говорю, обращайся ко мне на ты. А к Свете я не могу в таком виде, да и несет от меня — аж самому противно.
— Если хотите… хочешь, заедем ко мне, переоденешься, ванну примешь.
— Тогда лучше ко мне домой. Заодно пообедаем. Сегодня мы заслужили.
После того как я с отвращением стянул с себя превратившийся в завидную добычу для старьевщика костюм, принял ванну, несколько минут тщательно изучал свое обнаженное изображение в зеркале. Да, красавчик, нечего сказать: губы разбиты, на челюсти кровоподтек, фингал под глазом, фонарей на теле, больше, чем действующих на центральной улице города. Но, как говорится, спасибо партии родной, что хоть остался я живой. С заботливым тестем связываться не спешу, Рябов справится с этой грандиозной задачей не хуже меня.
Поэтому подхожу к столу, накрытому Сашей, и набрасываюсь на пищу со скромностью анаконды. Саша для приличия тоже ковырялся в тарелке, видимо, смущали его какие-то детали или он просто еще не привык, что его выделили из младшего состава и начали вводить в более серьезные дела. Со временем из этого парня может получиться отличный руководитель какой-то группы, подумал я, изысканными голодными жестами запихивая в рот все, что попадало под руки.
Конечно, Саша немного удивился, когда все, что он выволок на стол из холодильника, исчезло в моем желудке, но я и не на такие подвиги способен.
— Что так смотришь, — насытившись, я сделался более благодушным к собственной особе, — а ну повтори…
— Ты не наелся? — не поверил мне Саша. Еще бы — палка салями, банка икры, вяленая рыба, банка консервированных помидоров и почти целая буханка довольно черствого хлеба. Ничего удивительного, все это дается тренировкой, я могу вообще несколько дней не есть и при этом отлично себя чувствовать, или за один присест употребить столько
— Нет, Саша, просто я покормил своего солитера, — благодушествую, с наслаждением прикурив «Пэлл-Мэлл», — а теперь буду ужинать сам. Ну, лады, это шутка, сыт по горло, спасибо. Поехали к Свете.
Она открыла неожиданно быстро, я захлопнул за собой дверь, и Света прильнула ко мне. Молча обнимаю, прижимаю ее к груди, чувствую, как начинают восстанавливаться ушедшие силы и понимаю, что ни деньги, ни дело, ничего в мире не могут служить аккумулятором, заряжающим для дальнейшего существования, только эта женщина, так похожая на мою Олю.
22
— Пеца, сколько тебе лет? — спросил я у здоровенного усача, по бокам которого с безразличным видом сидели двое моих ребят не менее грозного телосложения.
— Тридцать будет, — глухо поведал Пеца, не смея смахнуть капли пота, проступившие на невысоком челе.
— Будет, — задумчиво произнес Рябов. — Есть анекдот. «Мамочка, почему ты ставишь мне елочку летом? А ты уверен, что доживешь до зимы?»
Усатому красавцу этот анекдот почему-то не понравился. Ничего удивительного, амеба и та жить хочет, а здесь более сложный организм.
— Где встречался Колотовкин со своим стукачом?
— С каким? — поинтересовался клиент Рябова. — У него их много.
Одно из двух: или он чересчур тупой, или слишком хочет жить. Впрочем, нас устраивают любые варианты.
— С тем, который работает у нас, — равнодушно произнес Рябов.
— Они редко встречаются.
— Где именно?
— На хате.
— Пеца, ты явно хочешь ограничить свой срок жизни уже прожитым, — лаконизм этого парня может вывести из себя более сдержанного человека. — Короче, если ты предельно откровенно, а главное — быстро, ответишь на наши вопросы, жизнь тебе гарантирована.
— Точно? — спросил усатый, — не обманете?
— Я сказал слово, и ни один человек в городе не усомнится, что когда-то мое слово было нарушено. Подумай, тебе могли вообще ничего не обещать, вспомни, наверное и в твоих руках многие становились чересчур разговорчивыми. Ты не умрешь, если поможешь нам — и довольствуйся только этим. Адрес хаты?
— Кирова, 119, квартира… четыре, вход со двора.
— Все, Рябов, выясняй дальше, а мне эта игрушка порядком надоела. Нам некогда ждать, он может рвануть в любую минуту.
— Подожди, — бросил мне Рябов и с металлическими нотками в голосе спросил:
— Как они связываются?
— По телефону.
— А если нужно срочно?
— Так я говорю — по телефону. Витька звонит, говорит, чтоб был там ну, завтра, в три. Он потом туда звонит, ему передают.
— А в обратном порядке?
— Чего?
— Если ему нужен Витька?
— То же самое, только это… наоборот.
— Номер?
— Квартира номер четыре.
— Номер телефона!
— Записано. В городском справочнике точка стоит, на странице сорок два.