Чужая жена – потемки
Шрифт:
– То, что запечатлено на фотографиях, которые показал тебе Даня. Ты была в доме, где отстрелили жопы этим старым пердунам? – уточнил он, но, скорее для себя, потому что тут же кивнул: – Была! Значит…
– Но я не убивала!!! – взвизгнула Дина. – И вам это известно лучше, чем мне!
– Почему это? – Он приостановился напротив нее, стеклянный взгляд его вытаращенных глаз уставился на нее.
– Потому что это вы их убили, – пояснила она, не став хитрить. – Я так думаю.
– О как! – обрадованно подхватил мужик, но тут же вновь стал серьезным, присел на соседний
– Нет.
– Почему?
– Но вы же были там!
– Был, – неожиданно признался он и глянул на нее, будто даже с сочувствием.
– И фотографировали?
– Фотографировал.
– И?..
– Но не убивал. И ты была, но не убивала. Кто же тогда?
– Я не знаю, – пожала она плечами.
– И я не знаю.
– А потом еще убили моего начальника! – трагическим шепотом произнесла Дина и покосилась на собеседника.
– А за что?
– Кто же его знает! Я поехала к нему сразу…
– Это я знаю.
– Говорила с ним по домофону. А пока поднималась, его… Его убили, короче.
– А зачем ты к нему поехала-то, девушка? – с приторной ласковостью обратился к Дине мужик, повернулся к ней лицом и, что было совершенно не к месту и не ко времени, подмигнул ей. – Прямо, как только тех покойников обнаружила, сразу к нему и бросилась. Любовник твой, что ли?
– Говорю же – начальник! Он с нашей секретаршей любовь крутил. Я была не в его вкусе.
– А в чьем же ты вкусе? – Он снова подмигнул ей и взглянул на Кузьмина из-за ее плеча. – Уж не в твоем ли, Даня?
Кузьмин снова промолчал. Он лежал с закрытыми глазами и изо всех сил старался убедить их обоих, что он засыпает. Даже голову накрыл одной из подушек.
– Н-да… Дела… – мужик несколько раз с присвистом вдохнул, выдохнул, потом ткнул костлявым пальцем в ее коленку. – Так зачем к нему поехала-то, я прослушал?
А она и не говорила, захотелось ей фыркнуть. Но остереглась, подавила это желание. С этим опасным типом – а что он опасен, сомневаться не приходилось, – играть в пререкания не стоило. Мигом ей голову оторвет. И заступиться за нее некому. Кузьмин притворяется спящим. А больше тут никого нет.
– Я приехала сказать ему, что Иванцовы мертвы и что…
Тут следовало бы ей вплотную перейти к теме поручения, с которым ее отправили в дачный поселок. То есть рассказать про коробку, врученную ей покойным Валерием Юрьевичем. Не рассказывать – опасно. И она ведь вспомнила: она сказала про коробку Кузьмину, когда он орал что-то про пистолет, который она, возможно, спрятала в камере хранения.
И Дина решилась:
– И что коробку, которую надо было им передать, я им так и не вручила.
– А что в коробке? – с пристальным вниманием рассматривал ее расписанный, как будто под гжель, мужик.
– Я не знаю. Легкое что-то. Может, и ничего там не было.
– Как это? – Вытаращенные темные глаза округлились еще больше. – Пустая, что ли?
– Может, и так.
– А зачем тогда?.. Что-то я не понял. Хм-м, смысл-то какой?! Знал он, что ли, что ты их живыми не застанешь? Так-так-так…
– Не знаю, – недовольно буркнул Кузьмин. – И знать не хочу. Пусть коробку покажет, там и решим.
– А коробку ты в камере хранения на вокзале оставила? – уточнил дядька.
– Да.
– И не забрала еще?
– Нет.
– Ну, что же! Хоть и немного, но уже кое-что. Тогда едем, посмотрим, что там тебе надо было дяде Косте передать, да так и не было передано.
Дядька сорвался с места и потрусил в прихожую. На ходу опомнился, вспомнив, что он в одних трусах. Вернулся в спальню, одевался минуты две, не больше. Вышел в тщательно выглаженных брюках, светлой рубашке навыпуск, с длинными рукавами. Это чтобы росписи его идиотской не было видно, догадалась Дина. Хотя ситуации это помогало мало. Рожа у дяди была такая, что сведущий человек запросто мог бы статьи закона по ней угадать.
– Я готов. Поднимайся, Даня, едем.
Кузьмин недовольно покачал головой, о причинах его мрачного настроения можно было только догадываться. Сполз с дивана, встал между дядей и Диной и первым шагнул в прихожую.
И в этот момент в дверь постучали. Странно как-то постучали, неравномерно. Определенного условного ритма в этом стуке Дина не уловила, чего нельзя было сказать о ее низкорослом спутнике. Он мгновенно напрягся и попятился.
– Нашел все-таки, сука! – прошипел он и с плаксивой ноткой в голосе обратился к Кузьмину: – Вот что я говорил тебе, а!!! Не надо было сюда ехать! Ведь нашел он меня, сука!!!
Стук повторился, но уже более настойчиво и громко.
– Открывать? – озадачился Данила, оборачиваясь к мужику. – Не побежишь же!
– Да хватит уже, отбегался, – проворчал тот и удрученно махнул рукой. – Открывай, чего там!
Кузьмин шагнул к входной двери, щелкнул замком, и в следующий миг квартира наполнилась оглушительным топотом, криками, матом. Щелкали затворы, орали в голос закутанные в камуфляж по самые глаза омоновцы. Их троих бросили на пол. Пинали в ноги, заставляя их раздвинуть. Заламывали руки, давили стволами между лопаток. И снова орали и орали, приказывая не шевелиться и молчать. Когда Кузьмин попытался было что-то возразить и даже назвал какую-то звучную фамилию, к кому ворвавшимся следует обратиться, чтобы все выяснить, ему просто дали по зубам прикладом.
– Молчи, сука!!! – приказал ему здоровяк со злыми глазами – их только и было видно в прорезях маски. – Молчи, а то пристрелю при попытке к бегству!
Дине приказывать было не нужно. Она как будто окаменела, ничего не соображала и почти не чувствовала, как ее тщательно обыскивают, забираясь грубыми пальцами даже под нижнее белье. Как орут на нее и грубо толкают носком тяжелого ботинка, приказывая перевернуться на спину.
– Прекратите! – заорал Кузьмин, выплевывая кровь на рубашку. – Девушка вообще ни при чем! Не трогайте ее!!!