Чужие-4: Контакт
Шрифт:
– Ничего не понимаю… – Алан с трудом переводил дух. – Сперва она просто начала проситься на Землю. Я очень вежливо напомнил ей, что все полеты отменены, и тогда она начала кричать, что все хотят ее смерти, что этот монстр обязательно вырвется наружу, и все такое. Дальше вы слышали, но будь я проклят, если хоть что-нибудь понимаю.
– Я тоже, – ответил Варковски.
«Надо будет где-нибудь записать: этот человек еще не знает, что здесь за лаборатория. И надо будет навести справки, случайно ли это ее заявление насчет пацифистов: это было бы очень некстати».
– А
– Практически она равна нулю. Если хотите, я покажу вам все защитные системы: открыть «садок» изнутри невозможно. Разломать тоже. Пища сбрасывается через отверстие в потолке, которое настолько мало, что существо может просунуть в него разве что щупальце, да и то лишь на долю секунды, пока оно будет открыто. Во всяком случае, это ему ничего не даст. Единственное, чего мы не предусмотрели – это противокислотного покрытия пола, но, я думаю, ликвидировать этот просчет удастся быстро.
23
Скрыться от боли было некуда: от малейшего прикосновения к полу в тело вонзались электрические искры, и мышцы судорожно сокращались, заставляя подпрыгивать и падать, нарываясь на новую боль. Сонный ни о чем не думал в этот момент: он вопил и бился. Когда ток на время выключали, он бессильно валился на пол, чтобы расслабиться хоть на несколько секунд, прежде чем двуногие зажгут лампу, возвещающую начало экзекуции, и боль вернется. В том, что они предупреждали заранее, была скрыта особо утонченная жестокость: в секунды ожидания между подачей сигнала и началом пытки Сонный страдал сильнее всего.
Наконец ток снова отключили. Соня повалился на пол, наблюдая одним глазом за страшной лампой: когда все повторится?
– Может, достаточно на сегодня? – спросил Том. – Объект реагирует, хотя связи с условным сигналом пока не заметил.
– А я не уверен, – заглянул в записи Дэн. – Мне показалось, что он напрягается.
– Чепуха. Если сравнить с тем, как он прыгает во время эксперимента…
– Ой, ребята, знаете, мне его просто становится жалко. – Даффи оперлась руками о стол. – Ему, наверное, очень больно…
– Чепуха! Я бы не удивился, если б он совсем не реагировал: хитин должен его хорошо защищать.
– Но он так метался…
– Нервы. Психованный экземплярчик попался.
– Так как, включать снова? – переспросил Том.
– Вот постой: внимательно присмотрись, как начинают группироваться его мышцы при виде горящей лампы. Обрати особое внимание на складки между члениками на хвосте… Давай, включай… Видишь, выровнялись.
– Нога приподнялась тоже поэтому?
– Да… и у плеч бугор – видишь?
«Ну почему они не убили меня сразу? – цепенея от боли, еще не отпустившей его до конца и ожидающей «подкрепления», впился глазами в лампу Соня. – Изверги!»
И через секунду воздух камеры уже сотрясал его отчаянный вопль:
– Убейте меня, я так больше не могу!!!
– Ну вот, а ты говоришь, условный рефлекс у него не выработать!
– Ну
24
Цецилия нетерпеливо взглянула на часы. То, что она на них увидела, на пользу ее спокойствию не пошло.
Она была одна уже почти половину суток. Никто не спрашивал ее о здоровье, никто не восторгался ее туалетами, никто не говорил комплиментов. О ней просто забыли, и сейчас пришло самое время напомнить о себе.
Дональда она обнаружила в кабинете. Тут же что-то пересматривал на компьютере Паркинс, костлявая Роса колдовала над кофейником, от которого исходил почему-то запах какао.
– Дон, я пришла, – объявила Цецилия.
Раздался вздох. Вздыхал почему-то Паркинс.
– Я вижу, – Дональд взял протянутую Росой чашку. Как всегда, его голова дернулась.
– Дон, неужели у тебя не нашлось за все это время ни одной минуты? – Цецилия присела в свободное кресло.
– Я был занят, Сеси. – Крейг отвел глаза. Признаться, что за работой он просто забыл о существовании супруги, ему было стыдно. Всякий раз он ругал себя за черствость, но стоило подойти очередному делу – и все вылетало у него из головы. В свое время, когда он еще ходил в церковь вместе с матерью, он так же старался днем молиться: давал себе утром обещание, что будет просить благословения для каждого дела, и считал большой удачей, если вспоминал об этом обещании хоть раз. Постепенно такие обещания Крейг давать перестал. Можно дать себе установку что-то сделать – и сделать, но о чем-то помнить, точнее, вспоминать, чтобы через секунду забыть снова, так как посторонние мысли от дела только отвлекают – нормальному человеку такое не под силу. Пастор объяснял это проще: что в душе нет к этому настоящего стремления. Иногда Крейг был готов с ним согласиться, но это тем более снимало с него вину: человек не в силах заставить себя по-настоящему любить что-то или кого-то.
– Ладно. Роса, налей и мне чашечку… Дональд, ты знаешь, мне необходимо сегодня же быть у парикмахера.
– Это так срочно? – вяло удивился Крейг.
– Разумеется. Не могу же я несколько дней ходить с одной и той же прической!
«Обрати же на меня внимание, болван! – сердилась Цецилия про себя. – Ты что, ослеп и оглох? Ты мне нужен – я не могу быть одна!»
– Боюсь, что это невозможно, Сеси…
– О, нет! – Цецилия театрально сверкнула белками глаз. «Нет, я заставлю-таки тебя помнить обо мне все время!»
– Сеси… Давай выйдем, – он подхватил довольную этой просьбой Цецилию под руку и повлек ее в соседнее помещение, оказавшееся оранжереей.
– Сеси, пойми меня: я бы рад тебя развлечь, но сейчас это запрещено. Ты можешь делать все что угодно – но только в пределах этой станции.
– Может, мне подстричься наголо? – изящная рука с длинным маникюром взяла прядку волос и приподняла. – Как ты на это посмотришь?
– Сеси, ты всегда была умной женщиной, так что, будь добра, не дури.