Чужие пути
Шрифт:
— Не боишься простудиться?
Ведьма склонила голову на бок, но ничего не ответила и только тяжело вздохнула.
Оборотень подошел к ней сзади, поглубже вдохнул запах ее волос: травы, розовое масло и лес. Ее запах заставил его блаженно прикрыть глаза, животное внутри него заворочалось, оно хотело эту самку. Обладать ею, ее телом, оставить на ней парочку отметин когтями, укусить за шею. С такой бурной реакцией своего зверя, Микель никогда не сталкивался.
— Пойдем, — взял ее за локоть и Тамила послушалась. Но на винтовой лестнице, она поскользнулась
— Смотри, ноги тебя совсем не держат, — остальной путь, он пронес ее на руках. Девушка попыталась сопротивляться, но он только теснее сжал ее за талию. — Не каждый день тебя так носят, радуйся, пока есть возможность, — спокойно сказал он, не смотря ей в глаза.
Ведьма недовольно фыркнула, а оказавшись на пороге комнаты, закрыла перед его носом дверь.
— Вот она — благодарность, — оборотень улыбнулся, до сих пор ощущая в пальцах легкое покалывание от тепла женского тела.
Среди ночи, Микеля разбудил шум и крики, они доносились из башни. Недолго думая, он обернулся волком и помчался наверх.
Дверь в комнату Тамилы была выломана и болталась на одной петле. Ведьма и графиня Аорелия стояли в углу, а перед ними возвышался медведь. Он скалился, залил слюной весь пол.
У Тамилы на ночной рубашке расплылись багровые следы от порезов, по виску также текла кровь, а графиня выставила перед собой длинный канделябр, надеясь, что он поможет ей.
Микель налетел на медведя сверху и отбросил к стене, освободив женщинам место для отступления и Аорелия схватив ведьму за руку кинулась за дверь.
Медведь подгоняемый охотничьи инстинктом бросился следом, а оборотень всячески ему мешал, подставляя подножки или впиваясь клыками в холку.
А когда и Микеля отбросили в сторону, так что оборотень упал с четвертого этажа, пролетев два лестничных пролета и шмякнувшись об пол. Женщины оказались беззащитны.
Аорелия загородила собой ведьму и сквозь зубы сказала:
— Лучше я умру, чем позволю тебе убить ее! — и бросилась на зверя, но к ее удивлению, медведь не шелохнулся, он раскрыл пасть, обнажив клыки, громко зарычал, но не тронул графиню. Вместо этого он заключил ее в свои объятья, возвышаясь над ней горой и стал постепенно возвращаться в человеческий облик. А когда в объятьях Масикавелия стояла удивленная графиня, он хрипловато сказал:
— Вот какой я на самом деле. Это — моя болезнь, мои страдания и горечь. Теперь я противен тебе, и ты захочешь покинуть мой замок?
Аорелия раскрыла рот, таращась на полуголого мужчину и хлопая длинными ресницами. Она пыталась что-то сказать, но только открывала и закрывала рот, пока не овладела собой.
— О вашем поведении, господин Масикавелий, мы поговорим позже, сейчас леди Тамиле необходима помощь, — строгим тоном проговорила графиня и высвободилась из мужских объятий, но рядом с ведьмой уже стоял такой же полуголый Микель.
— Все в порядке, я быстро восстанавливаюсь. Радует, что у вас нет яда в когтях, —
— Второй раз я ношу тебя на руках, боюсь, что скоро — это войдет в привычку, — шепнул ей оборотень, унося обратно в башню.
— Хозяин, — пролепетали появившиеся домовые. Они ошарашено смотрели на графиню и все еще вздрагивающего мужчину.
— Почините дверь в спальне Тамилы и проводите графиню в ее апартаменты, а мне нужна горячая вода и бинты, — он коснулся своей разодранной спины и плеча. Микель кусал на славу.
— Нет уж, я сама вами займусь. Идемте! — Скомандовала графиня и вместе с Мотей, они ушли в его комнату.
Сидя на своей полуразоренной кровати, с клочьями простыни, балдахина и разбитой мебелью, Масикавелий понуро смотрел в пол, пока графиня обрабатывала его раны. Мотя подавала ей мисочку с отваром и чистые бинты с мазью.
— Надеюсь, ваша звериная сущность находится под контролем и мне не стоит переживать за себя.
— Ни в коем случае, вы могли бы оставить лечение Моте, — ответил мужчина, боясь поднять на графиню взгляд.
— Отчасти, в этих ранах есть и моя вина. Ведь это мы побежали от вас, а я забыла, что от хищника, ни в коем случае нельзя убегать. Сразу включается охотничий инстинкт, — она приложила к его спине разгоряченное отваром полотенце и Масик заскрипел отросшими клыками. Его уши заострились, а глаза почернели, но после пары глубоких вдохов, он успокоился.
— Так-то лучше. Вижу, что вы умеете держать свою сущность в руках. Значит все не так плохо. Вы такой же оборотень как Микель? — ее пальчики погладили его раны и по позвоночнику Масика прошла дрожь, запахло целебной мазью.
— Нет, мне не повезло, в отличие от герцога Микеля — я был проклят.
— Вот как? Поделитесь подробностями или мне не стоит лезть не в свое дело? — она щелкнула ножницами, разрезая бинты на несколько кусочков.
— Боюсь, что правда для вас будет еще более горькой и неприемлемой нежели моя звериная сущность, — он вздрогнул, когда к ранам приложили толстые повязки и стали туго перебинтовывать.
— Ну, я бы не торопилась с выводами, лорд Масикавелий. Лучше горькая правда, чем сладкая ложь. Поверьте, разведенной женщине, которой ее муж изменял по многу раз, бил и издевался, виднее. Поэтому смело рассказывайте. У вас… все равно нет другого выхода, если вы хотите продолжить наши… отношения, — она гордо вздернула подбородок, а Масик обернулся к ней.
Его голубые глаза широко раскрылись, а вот открытый рот, прикрыла графиня. Она нежно провела дрожащими пальцами по его изможденному лицу, погладила бороду с сединой и едва заметно улыбнулась, опустив взгляд. Мотя исчезла, а пара проговорила до самого утра.
Завтракали они в комнате графини, куда Масикавелий накинув халат, проводил ее, но не смог расстаться. Они говорили и говорили, изливая друг другу души, а крутящаяся по близости Мотя, утирала платком слезы и шмыгала носом, пока муж не увел ее на дневной сон.