Чужие сны и другие истории
Шрифт:
Ронкерс поднялся на третий этаж. Кеслер лежал в палате триста тридцать девять. Отдельная палата. Хоть умирать будет не под чужие стоны или болтовню. Ронкерс нашел дежурную медсестру, однако дверь палаты Кеслера была открыта, и старик их увидел. Он узнал Ронкерса, вот только никак не мог вспомнить, откуда знает этого человека.
— Коmmеn Sie hinein, bitte! [45] — позвал Кеслер.
Голос старика звучал как с заезженной, истертой пластинки. Пожалуй, даже с чего-то более древнего и более истертого, чем пластинка.
45
Прошу
— Gr"uss Gott! [46] — произнес Кеслер.
— Я совсем не знаю немецкого, — призналась медсестра.
Ронкерс немного знал. Он вошел в палату Кеслера и проверил оборудование, поддерживающее в старике жизнь. Хрипоту его голосу придавал назогастральный зонд, тянущийся от горла к желудку.
— Здравствуйте, мистер Кеслер, — сказал Ронкерс. — Вы меня помните?
Кеслер непонимающе глядел на Ронкерса. В больнице у него сняли вставные зубы. Морщины делали лицо австрийца похожим на морду черепахи. Такое же обвислое и застывшее. Ничего удивительного: он потерял в весе около шестидесяти фунтов.
46
Здравствуйте! (южн. — нем.)
— Ach! — вдруг воскликнул Кеслер. — Das house gebought? [47] Вы… ja! Как жизнь? Ваша жена все стены — чик-чик?
— Да. Но вам бы понравилось, — сказал Ронкерс. — Получилось очень красиво. Окна стали шире. Больше света.
— Und der Bardlong? — прошептал Кеслер. — Он еще не срубил дерево?
— Нет.
— Sehr gut, [48] — сказал герр Кеслер. — Goot buoy! [49]
47
Проданный дом? (англ., нем.)
48
Очень хорошо (нем.).
49
Хороший парень! (искаж. англ.)
Тусклые глаза Кеслера на секунду закрылись, а когда он открыл их снова, Ронкерсу показалось, что старик видит иную сцену, из иного времени.
— Fr"uhst"uck? — вежливо попросил он.
— Это значит «завтрак», — перевел медсестре Ронкерс.
Каждые четыре часа Кеслеру вводили сто миллиграммов демерола, чтобы снимать возбуждение.
Ронкерс выходил из лифта на первом этаже, когда из динамиков внутренней связи раздались слова:
— Доктор Харт!
В университетской клинике не было ни одного врача с такой фамилией. Слова «доктор Харт» означали, что у кого-то из пациентов остановилось сердце. [50]
50
«Heart»
— Доктор Харт, — мелодично неслось из динамиков. — Пожалуйста, пройдите в палату номер триста четыре…
Эти слова означали, что любой свободный врач должен был поспешить в названную палату. По неписаному правилу нужно было оглянуться по сторонам и медленно направиться к ближайшему лифту, надеясь, что кто-нибудь тебя уже опередил. Ронкерс замешкался, позволив дверям шахты закрыться. Он снова нажал кнопку, однако кабина уже шла вверх.
— Доктор Харт, палата триста четыре, — спокойно призывал женский голос из динамиков.
Это было лучше, чем взволнованные крики: «Внимание! Кто из врачей свободен — немедленно в палату триста четыре. И ради бога, поторопитесь!» Такие объявления могли встревожить пациентов и посетителей.
К лифту шел доктор Хэмптон.
— У вас еще остались пациенты? — спросил он Ронкерса.
— Полно.
— Тогда идите на прием. Я сейчас поднимусь в триста четвертую.
Лифт остановился на третьем этаже. Ронкерс шел к себе в кабинет, уверенный, что «доктор Харт» уже добрался до триста четвертой. «Надо сегодня куда-нибудь свозить Кит», — подумал Ронкерс.
В ресторане с длинным названием «Шестая дорога династии Мин» Кит заказала себе окуня в кисло-сладкой подливе. Ронкерс выбрал говядину в кальмаровом соусе. Однако думал он сейчас не о своем заказе. Еще при входе в ресторан он зацепился взглядом за какое-то объявление. Оно было выставлено в витрине. Белый лист плотного картона длиной в два фута и высотой в один. Черные буквы. Ничего особенного. Стандартный лист, и объявление тоже стандартное. Что-нибудь вроде: ПРИГЛАШАЕМ НА РАБОТУ ДВУХ ОФИЦИАНТОК.
Ронкерс пригубил вина. Он продолжал думать об увиденном объявлении и только сейчас понял, что там было написано совсем другое. Возможно, ему показалось. Надо проверить. Ронкерс вскочил из-за столика и, ничего не объяснив жене, вышел за дверь ресторана, чтобы еще раз взглянуть на объявление.
Ему не показалось. В нижнем углу витрины, так, чтобы бросалось в глаза каждому входящему, черными аккуратными буквами на белом картоне было выведено: У ХАРЛАНА БУТА ТРИППЕР.
Вернувшись за столик, Ронкерс рассказал об увиденном жене.
— Ну и что особенного? Разве не так? — спросила Кит.
— Так, но я о другом. Это неэтично. Этот плакат — наверняка дело рук Маргарет Брант. Я несу ответственность за разглашение конфиденциальных сведений. О таких вещах нельзя кричать на каждом углу.
— Дерьмо, — поморщилась Кит. — А Маргарет Брант — умница! Согласись, Ронч: если бы Харлан Бут играл с тобой по-честному, такого бы не случилось. Так ему и надо.
— Согласен. Он этого заслуживает. Интересно, где еще она успела разместить это откровение?
— Нам-то что за дело, Ронч? Давай спокойно поедим…
Но Ронкерс не мог спокойно есть. Он должен был увидеть все своими глазами, поэтому из ресторана они с Кит поехали в студенческий союз. В вестибюле взгляд Ронкерса сразу же остановился на громадной доске объявлений.
БМВ. Г. В. 1970. КАК НОВЫЙ…
ИЩУ ПОПУТЧИКОВ ДО НЬЮ-ЙОРКА. ВОЖДЕНИЕ, РАСХОДЫ — ПОРОВНУ. ВЫЕЗД ЧЕТВ., ВОЗВР. ПОН. ВЕЧ. ЗВОНИТЬ «ЛАРРИ»: 351-4306…
У ХАРЛАНА БУТА ТРИППЕР…