Чужое имя
Шрифт:
— Вам-то весело, а мне не до смеха. Кто же это, по-вашему?
— Кем была его бабушка до 1917-го года, не скажу, но 80 шансов из 100, что это резидент. Он и нашел Побегуна, и заставил его работать.
— А доцент тогда здесь при чем?
— Не знаю. Наверное, новый канал связи. Я почти уверен, что Побегун и «Длинный» были раньше знакомы и что последнему долго оставаться в приграничных областях небезопасно. Вот он и начал действовать через доцента, которого, вполне вероятно, Побегун и в глаза не видел.
— Ну, это не
— Знаешь что, покажи-ка ты эти картинки Николаенко. Может, он найдет здесь знакомых?
Заключенного Николаенко я по совету Вагина привез из колонии с собой, и теперь его содержали под стражей здесь же, в здании министерства. Пока за ним ходили, Оллонов вынул из стола пяток фотографий каких-то мужчин (кабинет-то был его) и бросил их на стол рядом с моими снимками. «Чтобы все было по правилам», — подмигнул он мне. Ввели Николаенко.
— Пройдите сюда, — предложил я, отпустив конвоира. — Посмотрите внимательно: нет ли на этих фотографиях известных вам лиц?
Быстро перетасовав снимки (картежник, подумал я про себя), Николаенко отложил один:
— Вот он, Илюша. Ишь ты — и тут лычки заслужил! Старательный... — внезапно он быстро схватил другой снимок и стал напряженно в него всматриваться. — Не может быть! Давно сделали фотку?
— Неважно, — сказал Оллонов, стоя у него за спиной. — А что? Что-нибудь не так?
— Я думал, капут ему, а он живой, оказывается, — Николаенко покачал головой. — Опять, значит, снюхались...
— Кто снюхался-то? — Оллонов спросил об этом легким, веселым тоном, как будто никак не мог узнать известного киноартиста.
— Да Шмерц с Илюшей. Сошлись, стало быть, дружки. Ну, теперь вам работенки будет!
— Уже заканчиваем, — успокоил его Оллонов. — Давай-ка поподробнее о Шмерце.
— А чего поподробнее. Я и видел-то его раза три-четыре. Вот с Илюшей они частенько встречались. Потом некоторые наши ребята куда-то пропадали. Лагерь-то у нас был вроде военно-спортивного, но за колючей проволокой. Занимались мы там...
— Известно, чем вы там занимались, — перебил Николаенко Оллонов. — О Шмерце давай.
— Я о нем и говорю. Стали пропадать наши ребята. У меня в группе, что-то вроде взвода, трое за месяц исчезли. Приходил Илюша со Шмерцем, уводили их поодиночке в лес, садились где-нибудь на пенечке и беседовали. А через день-два они исчезали. Немец только один раз появился в форме, в армейской, не в эсэсовской. Гауптманом был, капитаном то есть. Говорили, из абвера он. Вот вроде и все.
— Что ж, и на этом спасибо, — я вызвал конвоира.
Уже у дверей Николаенко обернулся и, усмехнувшись, сказал:
— Если вас интересует, Илюша такую штучку придумал. У них «смерш» [2] , говорит, а у нас Шмерц.
Мы с Оллоновым быстро переглянулись. Когда Николаенко увели, в кабинет вошел Вагин:
—
Я взял пакет, внимательно осмотрел его, затем вскрыл. Там было несколько листов чистой бумаги и на одном из них почерком Титова было написано: «Желаю успеха, жду с победой. Привет Вагину и его боевым товарищам. Титов».
2
«Смерш» — смерть шпионам. Так в годы войны называлась военная контрразведка.
— Ну что ж, будем приступать, — сказал Вагин.
10.
Через три дня я поехал в аэропорт встречать Дунаеву, а Оллонов, надев общевойсковую форму с красными погонами, отправился в военкомат.
Устроив старушку в гостинице, я посоветовал ей отдохнуть и пообещал попозже заехать за ней. Екатерину Ивановну прислал в Якутск Турантаев под предлогом уточнения некоторых вопросов по пенсионному делу ее погибшего мужа.
Во второй половине дня пожилой майор в финотделе облвоенкомата очень вежливо, но недолго побеседовал с Дунаевой и попросил ее еще немного подождать в комнате дежурного, пока он наведет кое-какие справки.
На месте дежурного по военкомату сидел Оллонов и разговаривал по телефону. Предложив Екатерине Ивановне присесть, он сказал в трубку:
— Пришлите-ка ко мне в дежурку старшину Дунаева, — и покосится на Екатерину Ивановну.
Но, занятая своими мыслями, Дунаева никак не реагировала на его слова, да и своего недавнего гостя, судя по всему, не узнала.
Открылась дверь:
— Старшина Дунаев прибыл, товарищ капитан! — он красиво, по-уставному поднес руку к головному убору.
— Дунаев Иван Петрович, так кажется?
— Так точно.
— Так вот, Иван Петрович, собирайтесь в обратную дорогу. Билеты вам уже заказаны. Предписание у вас? И ваших товарищей тоже? Давайте я подпишу. В Усть-Маю не поедете. Алдан вскрылся, и поэтому на ту сторону в свою деревню вам сейчас не попасть. Вот такие пироги, товарищ Дунаев Иван Петрович...
И тут только Екатерина Ивановна подняла голову и внимательно посмотрела вначале на старшину, а потом на капитана:
— Как вы сказали, товарищ военный? — ее голос задрожал. — Дунаев Иван Петрович? Это кто же? Вот этот солдат?
Внезапно она узнала старшину. Он медленно обернулся, и глаза его сузились. Но ничем другим он себя не выдал. Повернулся к Оллонову и спокойно спросил:
— Разрешите идти?
— Минуточку. Извините, гражданка, как ваша фамилия?
— Дунаева я, товарищ военный, Дунаева Екатерина Ивановна, а Дунаев... Иван... Петрович... сын мой... был... погиб он... потоп. А вы... — она вдруг еще пристальнее посмотрела на Оллонова. — по-моему, были у меня недавно. Говорили еще, что из райсобеса...