Чужого поля ягодка
Шрифт:
— Ну, ты всё-таки ещё не настолько похорошел, чтобы я сменил ориентацию и начал изменять жене с тобой.
— Нет? А я так надеялся.
— Увы.
— Тогда чего припёрся? Хотелось бы поваляться на песочке без свидетелей…
— А чтобы рядом побыть. И предупредить… Не уходи далеко. Я ведь не шутил сегодня утром, спрашивая о самочувствии. От изменений никуда не денешься, тем более, раз уж ты оказался вблизи, мы с Миль полагаем — процесс теперь ускорится.
— Та-а-ак… И что меня ждёт?
— Несколько дней неприятных ощущений.
— А при чём здесь луна?
— Понятия не имею. Может быть, луна и ни при чём. Но тогда совпадение стопроцентное. Что, кстати, может служить ориентиром: если скоро новолуние, значит, просто надо быть наготове. Так вот: никуда не исчезай. Как бы ни хотелось, из дому — ни ногой. И вообще, как только почувствуешь себя странно — скажи нам.
— А что в нашем случае считать странным?
Бен посмотрел на него:
— В нашем случае — лучше чуток перебдеть. Просто скажи, если тебя потянет куда-то прогуляться, договорились? И не вздумай сесть за штурвал — дезориентация начнётся вдруг. И вообще… я, пожалуй, присмотрю за тобой.
— Присматривай, — покладисто согласился Джей. — И что — прямо сейчас и начнёшь?
— А что откладывать-то… — Бен устроился рядом на тёплом песке и закрыл глаза. — Не прогонишь?
Какое-то время оба лежали, прислушиваясь к шороху, с которым набегающие небольшие волны лениво лизали песок. Потом Бен не вытерпел:
— Ну хочешь что-то сказать — скажи. Чего мучаешься?
Джей слегка опешил:
— Да я ничего не хотел.
— А вот врать необязательно.
— Нну… хотел спросить, каково это — быть мужем… Потом подумал — а чего спрашивать… сам знаю, что всё у вас с Миль ладно. Если б даже я твоей довольной рожи не видел — так я три месяца имел удовольствие сопереживать вашему счастью… вместе со всей планетой.
Теперь пришла очередь опешить Бену:
— То есть?!..
— А то и есть. Как тогда, на крыше… только ещё круче.
И тут Бен… пропал. То есть — это Джею так показалось, потому что на самом деле Бен оставался на месте, прямо перед глазами. Только ментоприсутствие его неожиданно исчезло, как выключенное. И было это очень неприятно. Словно Джея прямо посреди разговора выставили за дверь, как провинившегося ребёнка. Более того — Миль он тоже перестал чувствовать, а прежде ведь даже и не догадывался, что постоянно ловит её присутствие, согревающее душу ласково и ненавязчиво…
— Это… что? — Джей растерянно хлопал глазами и хватал ртом воздух, который стал вдруг будто очень разрежен. — Ты… чего?
— Прости. Это всего лишь непроизвольный блок. От смущения. Я… мы и не подозревали, что нас… слушают…
— Ничего себе — блок… И я не подслушивал… — в мыслях у Джея была такая кутерьма — он и не знал, извиняться ему теперь или обвинять, защищаясь. — Я не виноват!! От вас просто разило счастьем! Наповал! И не меня одного!
— Тихо, тихо, — оглянувшись на
И с интересом спросил:
— А… на что это похоже?
Джей всё же покраснел, хотя в закатных лучах это было и не очевидно.
— Если честно — было здорово. Просто вышибало мозги, так здорово… Как будто мне вкатили умопомрачительную дозу эйфориака… А я же на работе… Боюсь, что меня из-за этих «доз» к психологу и направили… а тот Лицензию выписал…
Да, скорее всего, так оно и было… Бен задумчиво улыбнулся, обнаружив, что мысленно он опять рядом с ней…
…Он всё время на неё смотрел. Ловил себя на том, что смотрит и смотрит на неё — и ничего не мог с собой поделать: отворачивался и… смотрел снова, как она спит, как ест, как проходит — а чаще пробегает — по дому, как смеётся, как причёсывается — это ему нравилось особенно — как умывается и, игнорируя полотенце, позволяет капелькам стекать по коже и медленно высыхать… Как рисует, прикусывая нижнюю губу и наклоняясь носом иногда почти к самому листку, или порхает пальчиками по клавишам… Как просвечивает её кожа на солнце, как играет оно в её волосах, всякий раз светясь в них по-разному… и как бликует искрой, отражаясь в прозрачной зеленовато-серой глубине её глаз… Постоянно спохватываясь, что транслирует ей своё восхищение, тем самым немало смущая её, он пытался контролировать себя, отводя взгляд… но и тогда всё равно смотрел — на её тень, танцующую на стенах и полу, на её отражения в любой гладкой поверхности… И всё равно вскоре оказывалось, что он опять без слов повторяет ей, как она красива… обволакивает, обнимает мысленно, не касаясь…
Его сводил с ума запах её кожи — Миль пахла травами и солнцем, на котором проводила много времени… свежим ветром и летом… неописуемый запах её волос — он так любил зарыться носом в её макушку и дышать, дышать… или уткнуться ей в шею — но от этого ей становилось щёкотно и она начинала пищать и брыкаться…
— Сдаюсь! — заявлял он. — Расписываюсь в бессилии! Ты мне нравишься и изволь с этим мириться!
«А я разве возражаю? — удивлялась она. — Повинуюсь, мой повелитель. Я и сама грешна…»
Её взгляды находили и настигали его, когда он не ждал, и смотрела она иногда почему-то с тоской, жадно и недоверчиво… Ей мало было того, что они постоянно оставались на связи, чувствовали, дышали и жили в унисон — она старалась как можно чаще оказываться рядом, прижаться, прильнуть, дотронуться рукой… Он, само собой, и не противился… На вопросы же она отвечала странно:
«Я тоскую о тебе, даже когда ты рядом. Мне тебя не хватает, даже когда я обнимаю тебя. Вечно мне кажется, что вот сейчас ты растаешь, исчезнешь прямо из моих рук… что не бывает так хорошо — и чтоб навсегда! — и судорожно вжималась в него лицом… — Не оставляй меня! Никогда не оставляй!»