Чужого поля ягодка
Шрифт:
Джей тоже кивнул:
— Точно. Мне уже кажется, что я никогда вас больше не услышу…
— Да уж… Но когда мы вместе — легче, правда ведь?
— Легче-то легче… — лицо его опять скривилось.
— Держись. Малышка Миль справляется, а ты же мужик.
— Я стараюсь… А то хожу полуоглохший. И представляешь — чувствую себя гадостно так… ущербным каким-то… неполноценным… Никогда бы не подумал, что мне так будет не хватать этого… этого…
— Этого уродства, ты хотел сказать? — усмехнулся Бен.
— Вот именно, — вздохнул Джей. — Смотрю, как вы с Миль болтаете, и выть хочется…
— Ничего, уже,
— Получается — постоянно…?! Навсегда?!
— Увы, да, — развёл руками Бен. — Но ты же всегда сможешь пресечь его вовремя, в самом начале, едва тебя только потянет за горизонт. А вот если со всем этим не бороться — тогда не знаю, что и будет… Так что, хоть и неприятно, но лучше пусть поскорее всё случится, не так ли? Лично я ненавижу неопределённость.
Джей только застонал:
— А… ничего нельзя с этим сделать? Ну да, вот такой я слабак! — огрызнулся он на укоряюще-понимающий взгляд Бена.
— Вообще-то в первый раз ты должен пройти через всё сам… — задумался Бен, потом переглянулся с Миль и неуверенно добавил: — Правда, есть одна возможность немного это всё ускорить… но так или иначе надо дождаться, чтобы ментоглухота прошла… да и…
— Согласен, — быстро перебил его Джей.
— Уверен? — усмехнулся Бен. — Ведь ты и своим ходом через все стадии пройдёшь, куда спешить? Быстрее не значит легче. Думаешь, это тебе понравится больше?
Но Джей был твёрд:
— Я рискну, — и приготовился страдать и мучиться…
Миль, в отличие от него, страдать, да ещё за кого-то другого, не нравилось вовсе. Поэтому, едва ментоглухота у Джея стала сходить и он со всем доступным энтузиазмом ломанулся поговорить, заливая всё ментопространство запахом горькой мяты, Бен и Миль воспользовались данным разрешением и сдвоенным сознанием мягонько, но решительно приняли его в свои крепкие «объятия». От неожиданности Джей не успел ни сообразить, что случилось, ни воспротивиться, как оказался полностью открыт и внедрён в их двуединство, ставшее, таким образом триединством, трилистником, как заметила, нервно хихикнув, Миль. Возникший было его испуг они погасили в зачатке и окутали сознание Джея такой теплотой и нежной заботой, что он растаял и радостно потянулся навстречу, чувствуя себя в полной безопасности, любимым и самым нужным… каким не чувствовал себя, пожалуй, даже в детстве…
А потом ему показали, как переживала лихорадку Миль… что — Бен был прав — ему совсем не понравилось. Невольно заметавшись, он попытался выйти из триединства, чтобы избежать этих ломок… но не тут-то было — держали его крепко, да ещё с любовью. И он сдался и досмотрел до конца. Поддерживаемый и направляемый со всех сторон, он впитал опыт сразу двоих, пророс знанием и обрёл навык противостояния хаотичным атакам, перестраивающим его восприятие и вызывающим такой ответ организма, который позволил бы ему приспособиться — и выжить, научиться этим хаосом пользоваться, найти в нём систему, увидеть… путь. Отныне он знал, как выстроить в себе защиту и подавить зарождающийся приступ.
Наконец, всё пришло в состояние покоя, и его так же мя-агонько… отпустили.
Бен устроил поудобнее экстренно отбывшего в сонное царство Джея, присел на край постели и — только на минутку! — позволил себе прикрыть глаза… Из объятий сладкой дремоты его вернуло тихое огорчённое восклицание: Миль, подошедшая с лёгким покрывалом в руках, чтобы укрыть спящих мужчин, с жалостью смотрела на пятнистые ноги Джея.
— Он вообще-то надеялся, что ты этого не увидишь, — пробормотал Бен, вновь смеживая тяжёлые веки. — Не расстраивайся, сейчас ему ведь уже не больно… — и уснул, не договорив.
Миль покачала головой, глядя на них обоих. Прежде, чем накрыть Джея, протянула к нему руку, и совсем немножко энергии стекло с её пальцев, тут же впитавшись в светящийся кокон его ауры, а оттуда — в контуры рубцов… которые стали светлеть, сливаясь по цвету в естественным тоном незагорелой кожи. А затем рука Бена, слепо пошарив, дотянулась до ноги «брата» и легонько поскребла активно восстанавливающийся и, видимо, очень уж зудящий участок…
Миль тихо похихикала и устало притулилась рядом со спящими вповалку «братьями», так и этак крутя в уме полученную от Джея идею: лихорадка — это перестройка, точнее — настройка, в её волнах есть система, в системе возможен некий вектор… «Ещё одно изменение, — невесело усмехнулась она, засыпая. — Настройка… на что?»
24. Пробуждение спящего красавца
Джей спал долго. Миль и Бен давно выспались. Их день начался и закончился прекрасной ночью, и начался другой день, который уже пламенел закатом в половину небес, когда жуткий голод скрутил желудки им обоим. Причём — они всего полчаса тому как весело поужинали и проголодаться ну никак не могли. Переглянувшись, оба понимающе улыбнулись.
«У нас что-нибудь осталось?» — спросила Миль.
«Обижаешь. Даже если б я не ждал его пробуждения, от голода никто бы в этом доме не умер».
Миль встала с тёплого песка, отряхнулась, и, как была, голышом, побежала в дом, спеша успеть одеться до того, как Джей явится на кухню в поисках съестного. В отсутствие посторонних она частенько разгуливала по усадьбе в одном только загаре… что муж обычно никоим образом не осуждал. Легкомысленный короткий халатик, дежуривший в прихожей, на полноценный наряд не тянул, но это была хоть какая-то альтернатива… загару.
Сначала дом вдруг наполнился горчащей свежестью, органично влившейся в аромат вечернего цветущего луга, оттенённого ноткой горячего хлеба… и только следом в кухню полусонно пришлёпало босяком взъерошенное двухметровое дитя, безошибочно определившее по запаху горячей еды, что его тут ждут. Дитя протёрло заспанные синие очи, радостно улыбаясь, широко развело руки в стороны и — супруги дружно поморщились — проорало на менто:
«Ребя-а-та-а… как же я рад вас видеть! А ещё больше — слышать!» — бросившись вперёд, Джей крепко обхватил и стиснул сразу обоих, чмокнул в щёку не успевшего увернуться Бена и страстно впился Миль в шею совсем не братским поцелуем, за что и огрёб увесистый законный подзатыльник от её возмущённого мужа.