Чужого поля ягодка
Шрифт:
Просыпающийся мир, такой яркий, просторный и чисто вымытый, казался совсем новеньким, как монетка… с высоким сводом, наполненным песней и каким-то знакомым, сладким, самым сладким, пронзительным запахом… От этого запаха кружилась голова и радостно заходилось и ёкало сердце, и верилось, что можешь подпрыгнуть и полететь… И хотелось скакать и беспричинно смеяться, и кричать невесть что во всё горло… И дышать, дышать…! До предела, до боли в лёгких впитывать это утро, этот ветер, весь этот мир…
…А он-то думал, что испытывал счастье там, в Городе, когда до
Жмурясь на небо и ветер, он бездумно брёл вдоль линии несильного прибоя, уворачиваясь и отпрыгивая от волн, с шипением пытавшихся добраться до его ног. Штормом на берег набросало завалы водорослей, они резко пахли, в них копошилась какая-то живая мелочь, торопясь выбраться и вернуться в море — через эти завалы ему тоже приходилось перепрыгивать, попадая иногда в воду…
…Нечаянно вспугнул большую белую птицу, стоявшую на камне плоскими оранжевыми лапками. Птица неспешно отлетела и опустилась недалеко, на другой камень, найдя его ничем не хуже прежнего, повернула тонкоклювую голову и уставилась блестящими круглыми глазами в сторону моря. Проследив, куда она смотрит, тоже замер: всходило солнце.
Небо, глубокое, без облаков, сияло ясным зеркалом, отражаясь в море, по которому рябью блёсток, обещанием чего-то вечного и прекрасного — пролегла к ногам Джея сверкающая огненная дорожка… И, благодарен за то, что это утро — не последнее, любя каждую песчинку на берегу, каждый камень, каждую волну, огромное небо, воспетое ветром — он признал себя неотъемлемой частицей этого юного утра, его свежести и покоя — и растворился в нём …
26. Солнечная диета
Машину он поднял в своих лучших традициях — закладывая крутой вираж, что с открытым-то люком выглядело несомненным самоубийством… Бен вскинулся было — вразумить — но Миль мягко запретила:
«Не мешай, разве ты не слышишь — ему хорошо. Пусть мальчик немножко побезумствует».
И Бен отступился. В самом деле — да не разобьёт Джей ненаглядный «Призрак», не та выучка! Приземление состоялось ничуть не хуже: кибер едва успел распахнуть диафрагму крыши, и Миль ехидно улыбнулась, чувствуя возмущённое кипение его электронных мозгов, и то, с каким трудом он сдерживается, страстно желая — и не смея пожаловаться хозяину на выходки непутёвого гостя… А ещё прежде Джея в дом визитной карточкой, свежим ветром ворвался его личный ментозапах с незнакомым, лёгким таким, нюансом, которого не было накануне. Миль, насторожившись, «принюхалась». Но нюанс был хорошим, и она успокоилась и не стала обращать на него внимание Бена.
Обдав супругов волной искренней приязни, Джей на ходу ухитрился чмокнуть хозяйку в щёчку, увернуться от скорого на расправу Бена и скользнуть на свободное место подальше от него, поближе к чайнику.
— Как всегда, прямо к столу, — проворчал хозяин дома вместо приветствия, ставя ещё один прибор и наполняя тарелку и чашку Джея. — Только попробуй заявить, что ты не голоден.
Тот лишь ноздрями повёл, вдыхая горячий аромат, и вгрызся в поданное
— Это что такое? — удивился он, отлично помнивший её прежний аппетит. — Ты что, приболела? Да и ты, братец… Это что — такой тонкий намёк на то, что я обжора?
Супруги с улыбками переглянулись.
— Ни в коем случае, брат. Продолжай, продолжай, всё в порядке, мы оба здоровы и рады твоему хорошему аппетиту, — поспешил успокоить его Бен, подкладывая ему угощения. Но, видя, что объяснения не подействовали, вздохнул и добавил подробностей: — Просто мы ещё сыты. И сейчас только составляем тебе компанию, чтобы ты не скучал. Ешь, ешь.
— Эээ…? — Джей усомнился, но придраться ни к чему не смог. День покатился своим весёлым чередом — мелкие хлопоты по хозяйству, пляж, купание, игры… в которых он, помня наставления медиков поберечь подвергшиеся лечению ноги, участия не принял. А вот и Миль, и Бен с визгом и хохотом носились по берегу почти нагишом. Но когда подошло время обеда, их тарелки опять были скорее слегка испачканы, чем наполнены — а выглядели супруги вполне сытыми и довольными. Бен так даже попытался вздремнуть в уголке.
— Нет уж, — толкнув его ногой, возмутился ненароком объевшийся Джей, — вы мне всё-таки расскажете, в чём тут дело!..
— А?… — сонно отозвался Бен и проныл: — Ну что такое… Лежу смирно, никого ведь не трогаю… почему мне не дают жирок завязать…
— Жирок?! Откуда он у тебя завяжется, когда ты моришь себя голодом? И жена у тебя стала совсем тощей! Ты почему её не кормишь, негодяище!
«Чего-о?! — обиделась Миль. — Кто тощий?!»
Бен довольно хихикнул — «братец» сам подставился — и под шумок опять смежил веки.
«Я не виновата, что у вас тут другие каноны, и наличие жирных боков приветствуется! А у нас быть пампушкой считается нездоровым и вообще — признаком дурного вкуса! Так что я останусь стройной, как завещано предками! Надо же! «Тощая»! — фыркнула она, оглядываясь в поисках снарядов. — Что бы пони… — мал!! "
И запустила в «братца» тем, что под руку подвернулось. Подвернулась кастрюлька, и хорошо ещё — пустая. Поймать её он не сподобился, пришлось шустро уворачиваться, что на полный желудок вышло плохо. Тихо охнув:
— И тут дежа вю! — Джей поискал, куда поставить кастрюльку, не нашёл, и напялил её на голову бессовестно дрыхнущего Бена. Тем более, что на подлёте был уже следующий снаряд…
От которого он на этот раз благополучно увернулся — а Бен нет… Резко приняв вертикальное положение, тот снял импровизированный «шлем», об который и брякнулся второй «снаряд», укоризненно взглянул на жену, которая вины, однако, не признала, и что-то ей сказал на менто. Та, пожав плечом, с независимым видом развернулась и вышла прочь. Тяжело вздохнув, Бен вручил оба «снаряда» Джею и обречённо сказал: