Чужой среди своих 3
Шрифт:
— … он тогда ещё совсем молоденький был… — и это, чёрт подери, о Есенине, с которым у неё был не то роман, не то… сам чёрт не разберёт!
Слышу, по большей части, только обрывки фраз, доносящиеся и кухни, когда громкость разговоров превышает громкость готовки. Да иногда меня зовут на кухню, чтобы вручить какую-нибудь кастрюлю, лоток или судок, с приказом поставить это в прихожей или отнести к кому-то в комнату до поры.
Отец предусмотрительно смылся, начав культ поход по гостям, независимо пожав плечами
— Миша! — позвала меня из кухни мама, — Миша! Возьми тот лоток… да, да, с холодцом! Сходи к Лепешинским в седьмую!
— Шпрот! Шпрот баночку захвати! — вмешалась Антонина Львовна, — Я не знаю, есть ли у них, но пусть будет!
Агакнув и собрав в кучу всё нужное, отправился к соседям. Дверь у них, как и у нас, приоткрыта, потому как день такой, что гостей ждут и гостям рады!
— Здрасте! С наступающим Новым Годом вас! — сообщаю Лепешинским, а заодно и Перминовым с Ларионовыми, вваливаясь в их коммуналку, — Вот! От нашего, как говорится, стола…
— Ой, да как хорошо! — всплески рук, исследования гостинцев и…
— … чаю, только чаю, Мишенька! — а к чаю — бутербродик с колбаской… всего один! А ещё один — с буженинкой, домашней, родственники с Украины передали!
— По чуть, а? — подмигивает мне дядя Саша, грузный мужчина, работающий водителем в автобусном парке, доставая рюмочку, — Чисто символически!
Себе он тоже наливает чуть-чуть… буквально грамм тридцать, а мне почти в три раза меньше… но сколько тех гостей ещё впереди!
— Возьмите, непременно возьмите! — тётя Нинель, раскрасневшаяся и вкусно пахнущая пирожками с капустой, суёт в руки одуряющее пахнущий свёрток из вощёной бумаги, от которого тянет копчёностями и чесноком, а ещё — печевом, — Домашняя колбаска! И пирожки!
Киваю, благодарю… и думаю, успею ли я донести до квартиры выпитый чай?
… успел, но дома у нас тоже — гости! Одна из маминых приятельниц выгуливает шубу, придя в гости с конфетами и импортным (!) кофейным ликёром, наличию которого полагается охать и ахать, а я, взглянув него, едва не морщусь — редкая дрянь! Зато, чёрт подери, дефицит… с Запада!
— Знакомый привёз, — небрежно о ликёре, — моряк, в загранки ходит!
Ахи, охи…
— Миша-а! — из туалета отзываюсь не сразу.
— Да, мам?
— Сходи за отцом, он, наверное, у Даниловых застрял! Да стой! Куда ж ты сразу… вот, попробуй орешки со сгущёнкой, Антонина Львовна испекла. Да не перебьёшь ты аппетит! Всего один!
— Да стой ты… — это уже почти в дверях, — я хоть гостинцев с собой дам!
— Ага… — взгляд на часы, подбирающиеся к десяти, пальто на плечи и трусцой, по свежему снежку в соседний дом.
У Даниловых
— … а ничего так! Умел царёк выпить и закусить!
— Во! Малой, зацени! — в руке у меня уже лимон.
— Да по чуть! — инициатор спаивания несовершеннолетнего делает «глазки» отцу, — Для запаха просто! Он у тебя уже мужик совсем, ты думаешь, портвейн не пьёт?
Пью, закусываю… и трусцой домой, нагруженный гостинцами от Фельдманов. А парой минут позже — к Фельдманам, потому как ну в самом деле… что мы, не русские?! Хм…
На улице народа не то чтобы совсем много, но хватает, и везде ёлки, ёлки… не такие парадные, как в моём времени, наряженные куда как попроще, но — нормально! Ёлки, и детвора, и катки во дворах, и горки, и…
… тот самый случай, когда не то чтобы ' раньше было лучше'… но по крайней мере — не хуже! Хоть в чём-то…
— Таня? — скребусь в дверь, — Вот…
Протягиваю подарок, запакованный в бумагу, но она не спешит принимать. На лице сложная гамма чувств… но у нас вообще всё сложно, и я спешу объясниться.
— Ну… мы же в любом случае друзья, верно? — и понимаю сейчас, что наверное, только друзья… так будет лучше.
— Д-да… — кивает та, — Спасибо! Только если…
Взгляд на свёрток.
— Да недорого! — понимаю без лишних слов, — Достать непросто, это да, но это уж кому как, сама понимаешь.
— Хорошо… — несмелая улыбка, — я тебе тоже приготовила, подожди!
Назад иду, одев подаренные Таней варежки — сама, между прочим, вязала! Настроение… ну, так себе, если честно. Философское.
— Мама, а дед Мороз придёт к нам? — допытывается кроха лет трёх, попавшийся навстречу вместе с мамой.
— Конечно! — смеётся та, — Пойдём быстрее, а то, может быть, он уже у нас!
— Побежали! — и побежали… а у меня сердце кольнуло. Потому что… всё, черт побери, сложно! И вообще, и с детьми, и с жизнью…
— Мишка! — налетел на меня бывший одноклассник, — Здорово! С наступающим!
— Привет, Сань, и тебя!
— Потом, после курантов, айда во двор! — зовёт он, — Все наши будут! Полпервого начнём собираться!
— Буду, — обещаю я, чувствуя, как уходит прочь накатившая было философская тоска, — непременно буду! Ладно, давай!
Пятнадцать минут спустя, я, сполоснувшись и одевшись во всё чистое, уже сидел за столом и слушал несколько обрывистые праздничные разговоры…
— Передайте, пожалуйста, оливье…
— … так вы говорите, на сто восемьдесят градусов ставить?
— … автобус от работы… — а это отец агитирует Льва Ильича, супруга Антонины Львовны, на зимнюю рыбалку.