ЧВК «Вольные стрелки». СВО в Африке
Шрифт:
Дверь внушительной толщины, которую отпер ван дер Гельц, вела в комнату-сейф, которая была заполнена деньгами, золотом, драгоценными камнями, снова деньгами, опять золотом и еще раз драгоценными камнями…
Это не просто захватывало дух, это завораживало. Если кто-то вам скажет, что золото или деньги не могут вскружить голову, то значит, этот чудак просто никогда не видел много денег. Никогда! Я вот до сегодняшнего момента тоже считал, что совершенно крепок душой и меня уж точно не смутить деньгами. Я как-то в прежней жизни переводил со счета на счет сто миллионов рублей. Причем вполне мог эти деньги вывести в наличку и сбежать с ними куда-нибудь
Глядя на пирамиды золотых слитков, стопки из пачек разнообразных денежных валют, планшеты с лежащими на бархатной подложке бриллиантами и россыпи золотых кругляшей монет, я понял, что вид такого богатства может свести с ума.
Скорее всего, потомок буров специально показал нам содержимое своей кубышки, чтобы пустить пыль в глаза. Надо сказать, что это ему удалось. Никогда в жизни не видел столько денег и золота в одном месте.
Ван дер Гельц взял с ближайшей полки небольшой пластиковый тубус и тут же захлопнул дверь в комнату с сокровищами.
Клац!
Бьющий в лицо свет от искрящихся в ламповых лучах ограненных бриллиантовых граней и полированной тверди золотых слитков померк, а мы с Рикочо так и остались стоять с отвисшими челюстями.
– Это остаток платежа по вашему последнему делу, – дер Гельц сунул мне тубус в руки, который оказался необычно тяжелым для своих размеров.
– Крюгерранды? – спросил я.
– Да, как и договаривались, – кивнул дер Гельц, – плюс небольшая премия от меня лично. Как вы только что сами могли видеть, проблем с деньгами у меня нет. Так что ваши услуги, мистер Чехофф, будут щедро вознаграждены.
– Отлично! – воскликнул я, осматривая надписи на упаковке тубуса.
Пятьдесят штук монет по 33,93 грамма каждая, проба 917. Это у нас что-то около 1,7 килограмма. Внушительно! Ничего себе так премия! Если по нынешнему курсу золота, то этот тубус равен двадцати пяти тысячам долларов. Причем следует заметить, что двадцать пять тысяч долларов США в 1982 году и, скажем, в 2023 году – это совершенно разные суммы. Сейчас, в 1982 году, новый легковой автомобиль в США стоит в среднем от 5000 да 8000 долларов, то есть на двадцать пять тысяч долларов я могу себе купить как минимум три новых авто.
Интересно, за что меня так премировали, практически удвоив обещанный платеж?
Судя по вытянутой от удивления морде Рикочо, ему тоже было интересно, за что меня премировали. С каждой минутой Рикочо все больше напоминал декорацию, было видно, что хозяин поместья задвигает его на задний план, а меня, наоборот, ставит на первое место. И правильно, зачем нам лишнее звено в виде жадного макаронника?
– Вы мне понравились, мистер Чехофф, чувствуется, что мы станем с вами близкими друзьями, а на друзьях я не экономлю, – пафосно произнес Адольф.
– Я рад, – ответил я, мысленно выкручивая фигу этому мелкому, лысому дрыщу. – Может, обговорим суть операции, которую мне и моим людям предстоит выполнить?
– Конечно, – кивнул Ван дер Гельц, – если в двух словах, то вам нужно будет навести шороху в пограничной провинции соседнего государства. Сделать так, чтобы живущие там селяне ушли прочь с насиженных мест. Чем больше крови и зверств, тем лучше. Рубите руки, головы, ноги. Делайте все,
– О! – широко улыбнувшись, понятливо кивнул я. – А о каком количестве населения в тех местах идет речь?
– Несколько миллионов, что-то около пяти, – хищно оскалился дер Гельц. – Смотрю, у вас на лице вновь появилось мечтательное выражения. Небось, уже представляете размеры панно у себя в особняке?
Ага, щаз-з! Представляю, как я тебе сейчас в рот засуну этот тубус с золотыми монетами и буду его заталкивать так глубоко, что он порвет тебе всю глотку, передавит трахею, и ты, мелкая, кровожадная гнида, сдохнешь в страшных муках, упырь проклятый, членоголовый фашист, чтобы ты всю жизнь протыкал пальцами туалетную бумагу, когда вытираешь задницу, чтобы у твоей жопы появились вкусовые рецепторы!
– Угадали, именно об этом я сейчас и мечтаю, – усмехнулся я, – вы невероятно прозорливы. Но что на это скажет регулярная армия соседнего государства?
– Вас это не должно беспокоить, – отмахнулся Адольф, – соседи, конечно, будут не в восторге, что у них отжимают богатую провинцию, но у моих спонсоров есть механизм давления на них.
– А Советы? – задал я следующий вопрос. – Они не будут против? Все-таки за армией соседей стоит Советский Союз. На них тоже найдется управа?
– И на них найдется управа, – самоуверенно заявил Ван дер Гельц. – В конце концов, чтобы СССР остался в стороне, надо всего лишь сделать все так, чтобы со стороны это выглядело как борьба за независимость. Если понадобится, то развернем специальную программу пропаганды в газетах, из которой будет видно, что отряды карателей вовсе не каратели и не захватчики, а, скажем, борцы за независимость и ярые поклонники Маркса, Энгельса и Ленина. Союзу все равно кого поддерживать, лишь бы они против Запада и США.
– Согласен, – кивнул я.
– Отлично, тогда это дело надо отпраздновать.
– Я не против, только мне надо забрать кое-что из моей сумки, я совершенно забыл, что там есть подарок для вас.
– Неожиданно, и какой же? – удивленно приподнял одну бровь хозяин особняка.
– Сигары, настоящие кубинские сигары, причем не абы какие, а подарок лично Фиделя Кастро.
– Ничего себе? Откуда они у вас?
– Нашли в вещах советского военного, того, что был постарше. Коробка запечатанная, а на ней – дарственная надпись, и еще там было фото, где этот человек в обнимку с Кастро, – сообщил я заранее заготовленную версию.
– Вот как! – всплеснул руками Ван дер Гельц. – Кто бы мог подумать, что этот военный был знаком с Кастро? Видимо, большая шишка.
– Думаю, что да, – кивнул я в знак согласия.
– Жаль, что он погиб.
– Но тут уж ничего не поделать, – развел я руками, – у меня был четкий приказ: «принести отрубленные головы», а я привык выполнять поставленную задачу четко и в срок.
– И это очень хорошо! – улыбнулся Ван дер Гельц. – Я сейчас распоряжусь, и вашу сумку принесут. Только вам придется вернуться в зал, где мы обедали, не люблю, когда в эту комнату приходят посторонние.