Цифровиком и клавишей, или про энскую журналистику
Шрифт:
Ели потом всей редакцией эти булки и спорили: специально ради нашего визита особо вкусные испекли, или всегда свежая, с конвейера выпечка - вот такая? Ну совсем не то, что в магазине покупаешь.
На аккумуляторный завод сами приглашают. Предприятие это с первого дня существования старается доказать, какое оно не вредное. И даже наоборот: высокотехнологичное производство, рабочие места, польза. Только вот находится оно в городской черте. И недовольны люди. В Энске и так с противоположного конца цементный комбинат пылит. А тут ещё кислота, свинец. И вот начальство аккумуляторного завода для журналистов и общественников
Ходил я первый раз с этой экскурсией, слушал: вот здесь линия сборки, здесь - зарядки. А в этом помещении готовят электролит... Только перешагнули мы порог - сразу все закашляли, носы воротниками стали закрывать. Не вздохни, лезет в горло едучая дрянь. Нет, правда, как люди здесь по двенадцать часов выдерживают?
А экскурсовод-заводчанин бодрится, нос не прячет: мол, это ничего. И даже полезно. Как чувствую, говорит, что простудился - всегда сюда подышать прихожу. И на следующий день никакой простуды.
Ну да. Микробы дохнут. По случайности я тоже как раз слегка подпростуженный был. Слушаю экскурсовода, думаю - рискнуть, что ли, вдохнуть поглубже? Нет, ну его на фиг. Лучше мы с моими микробами отсюда вместе уйдём.
Субботник, которого нет, или искусство высасывания из пальца
Каждый год в апреле у энских чиновников начинает южить, что город после зимы очень уж грязный. Объявляют месяц санитарной очистки и в конце его, как апофеоз - всеобщий субботник.
Газета должна живописать положительные примеры, призывать и агитировать. И вот начинается: в каждом номере на первой - люди с мётлами, с граблями и с набитыми мешками. Мусором набитыми. Закипела работа? Нет, это всё из архива фотки, позапозапрошлых лет. Но надо и посвежее что-нибудь.
Редактор отправляет напрашиваться в рейд с экологической инспекцией. Смотреть, как магазины свои подведомственные территории чистят. Инспекция кобенится, ей лень. Вот подождите, мы решим, мы созвонимся, пока нет специалиста... Блин, какое ждать, у меня материал в номер! Такой вот парадокс: рейд нужен больше мне, чем им. Главное - не работать, а о работе написать.
Ладно, фиг с вами. Мы позвоним другим чиновникам. Они расскажут.
Рассказывают: мол, предприятия пообещали помочь, и поддержать, и дружно выйти на субботник. Планируем вот столько-то хламья собрать вот здесь, вон столько-то - вон там. Ура, ура, и город станет чище!
Ну вот вам и статья. Кипит очистка.
В следующий номер - про школьников: тоже метут, гребут, наводят. Показываем примеры, призываем, агитируем.
А идёшь на работу по площади, подует ветер, поднимет в воздух полуметровый слой пыли, которую тут, кажется, отродясь никто не думал убирать, закрутит в воздухе... Сахара отдыхает, у нас свои пыльные бури. Газоны по-вековому загажены. Про территории, которые от жилых домов подальше и как бы "бесхозные", ни к каким организациям не относятся, вообще говорить неохота. Потому что цензурными выражениями их внешнего вида не передашь.
И думается:
На дело
Что вы подумаете, если на ваш вопрос по телефону: "А можно такого-то услышать?" ответят: "Нет. Он на задании". Полицейский? Круче? Военный, разведчик. Несёт службу важную, но опасную, выполняет долг. Пули свистят над головой... Но - стоп, стоп, какие пули, звонили-то вы в редакцию газеты!
Ну да, всё правильно, в редакцию. Но у нас, журналистов, пули хоть над головами и не свистят (по крайней мере, у журналистов "Энского рабочего" не свистят точно) - всё равно мы "на задании". Несём. И выполняем. На одиннадцать-ноль-ноль совещание намечено? И стрелки, или там циферки в углу экрана подползают к этому часу икс? Значит, пора. Вот уже и последние капли чая допиты из кружки. Диктофон и фотоаппарат на предмет зарядки проверены. Поднимаешься из-за стола, сделав суровое лицо... Нет, ну иногда, бывает, и ржёшь над чем-нибудь. Кто-то из коллег пошутил удачно или там чего ещё... В общем, поднимаешься. Ремень фотоаппарата через плечо.
Ира вздыхает сострадательно:
– Что, опять в администрацию? Опять совещание?
Киваешь обречённо:
– Опять.
– Сочувствую.
И - вперёд, пошёл. На задание. Если в администрацию - то до неё пешком. Если куда подальше - то Николай-Саныч везёт.
А на другой день, или в этот же, чуть позже, уже я Иру провожаю и сочувствую. Она - может быть, в отдел семьи, или к партийным лидерам, или на какие-нибудь публичные слушания. Тоже - на задание. Или, как она сама говорит, на дело. Такая, менее благородная формулировка, кажется, больше к нашей работе подходит.
Вокзальные тайны
Звонят в газету жители, удивлённые и возмущённые: "С городского автовокзала не можем в областной город уехать. Расписания рейсов нет, билеты не продают, кассиры говорят - идите к дороге и стойте, ждите. Может, приедет автобус. Что за безобразие? Разберитесь!"
Едем на вокзал разбираться. Точнее, разбираться едет Света, а я при ней фотографом. Моё дело - заснять означенный автовокзал, так что я почти кайфую. Здание фотографировать - не то что какую-нибудь даму, которая "вы там меня помоложе сделайте", или толпу школьников: вроде, все стоят прилично, в кадр смотрят, а как открываешь на компьютере - у кого полголовы не видно, кто рот распахнул, кто глаза зажмурил. А вокзал, он вокзал и есть.
Приезжаем. Я выполняю свою фотомиссию быстренько, а вот Света с препятствием сталкивается, с закрытой дверью. Я на её месте повздыхал бы и в редакцию ни с чем вернулся. Но Света журналистее меня. Долго и упорно стучит в дверь. Теперь тут вообще, что ли, людей внутрь не пускают? Но ей открывают в конце концов. Какая-то работница с порога начинает объяснять, что начальства нет, а без начальства никто ничего не скажет. Но Света трижды, десятижды журналистее меня, напирает на девушку то с одним вопросом, то с другим, и в итоге обе исчезают в недрах таинственного вокзала. Мне любопытно, я бочком протискиваюсь следом.