Цикл "Детектив Киёси Митараи. Книги 1-8"
Шрифт:
– Хорошо, я понял. Только немного подождите.
– Подождать чего?
– Я сделаю все возможное, просто подождите несколько дней.
С этим я вернулся в свою комнату. Хотя у меня не было никакого плана, я решил все записать и попытаться упорядочить. Во всем том, что я до сих пор написал и опубликовал, были ответы. Я подумал, что если я правильно опишу нынешние события, моя ручка поможет написать и ответ. Это была хорошая идея. Сейчас, когда Митараи меня покинул, мне оставалось надеяться только на это.
Несколько часов спустя, поздно вечером, я сделал перерыв и снова подумал о Митараи. В
Затем я снова стал думать о том, что говорилось в письме Митараи. Поначалу мне было обидно, я подумал, что он меня бросил, но сейчас я с удивлением понял, что это было не так и что письмо на самом деле было проявлением с его стороны крепкой дружбы. Жизнь с Митараи полностью погубила меня как мужчину. Он тоже говорил об этом, и это его весьма беспокоило. Отталкивая меня вот так, он, возможно, рассчитывал вернуть мне мужскую гордость и самоуважение.
Если это так, то мне это было приятно, но все же я должен был сказать, что он принял меня не за того человека. Мне это было не по плечу. Точно так же, как я не в состоянии говорить по-английски, как бы ни старался, для меня это изначально невозможно. Я курица. Единственное, на что я способен, – ползать по земле, находить на ней еду и клевать ее. И такого вот человека мой друг принял за голубя и требует, чтобы он летал в небе. И если ему подчиниться, то только упадешь и расшибешься. Я только что попросил Сатоми немного подождать, но, как и ожидалось, сколько бы часов я ни думал об этом, мне в голову так и не пришло никаких идей, ведущих к раскрытию дела. Я хотел бы спасти Сатоми, но не смогу. Эта роль не для меня.
– Господин Исиока, – послышался из дверного проема женский голос.
Голос был слабый, но поскольку стояла поздняя ночь, не мешал шум машин и в лесу было совершенно тихо, поэтому даже это голос был хорошо слышен.
– Да, – ответил я и подошел к двери.
Было понятно, что голос женский, но шел он издалека, поэтому я не мог разобрать, кто это. Думая, что это Сатоми, я вышел в прихожую и обнаружил, что в коридоре с ошеломленным видом стоит одна Митико.
– О, мама Юки, что случилось в такой поздний час?
– Господин Исиока, не могли бы вы зайти в нашу комнату на минутку?
– Могу, но только зачем?
– Я немного волнуюсь за своего ребенка.
И она побежала по коридору впереди меня. Добравшись до «Мукадэаси-но-ма», мы сразу же вошли внутрь. Дверь здесь была деревянная, а не тростниковая, поэтому в комнате было немного теплее, чем у меня. Я увидел ребенка, спящего в дальней комнате с телевизором.
– У дочки жар. У нее слабое горло, и врач сказал, что это из-за флегмоноза, но сейчас я думаю, что это просто простуда.
– Понятно, – сказал я.
Но я не понимал, почему надо было говорить об этом мне. Да, я давно уже Ватсон, но в отличие от него я не врач.
– Да, это действительно
– Господин Исиока, мне очень неудобно, но не могли бы вы присмотреть за ребенком какое-то время? Я очень волнуюсь.
– Ну ладно, я могу, но что надо делать?
Меня озадачила эта неожиданная просьба.
– Вам ничего не нужно делать. Просто проследить, чтобы во сне она не сбросила одеяло и не замерзла, вот и все. И если она проснется и заплачет, скажите ей, что мама скоро вернется. Если ей объяснить, она поймет.
Я снова удивился. На часах было уже одиннадцать.
– Вы говорите, что скоро вернетесь. Вы сейчас куда-нибудь собираетесь?
– Да.
– Куда?
– В храм Хосэндзи.
– В храм Хосэндзи?! Зачем?
Митико опустила голову и ненадолго задумалась.
– Господин Исиока, вы, должно быть, знали, верно? – сказала Митико.
– Знал что?
У меня не было провалов в памяти. Я действительно не понял, о чем речь.
– Я загадала желание. Каждую ночь после десяти я должна молиться в храме Хосэндзи, и так сто дней подряд. Я верю, что, если я буду делать это в течение ста дней, мой злой рок отступит. Вот зачем я хожу.
– Так, и что дальше?
– А сегодня вечером у девочки поднялась температура, и я не могу нести ее на спине.
– Так вы ходите в храм Хосэндзи каждую ночь?
– Да. Вы ведь знаете это, господин Исиока, верно?
– Нет. Так вот что это была за тень, направлявшаяся в этот час к храму Хосэндзи?!
– Это я. Я тогда несла Юки на спине.
– Ну, понятно… но почему вы не сказали? Потом за столом госпожа Инубо спрашивала, кажется, был ли кто-нибудь ночью в храме Хосэндзи.
– Если вы загадываете желание, о нем никогда и никому нельзя рассказывать, пока оно не сбудется.
– Я понимаю… Но сейчас…
– Дочка заболела, а я думала, что вы уже знаете об этом.
– Ясно.
– Можно я схожу быстро? Вот лекарства, которые дал мне врач. Если запоздаю и дочка начнет сильно кашлять, или температура подскочит, надо взять эту пипетку, набрать лекарство из бутылочки до этой линии, а затем дать ей выпить. Не могли бы вы это сделать, пожалуйста?
– Хорошо, но не знаю, получится ли… Лекарство горькое?
– Нет, сладкое. Юки не отказывается его пить.
– Надеюсь, все будет в порядке. Мне никогда не приходилось ухаживать за детьми, поэтому, пожалуйста, возвращайтесь поскорее.
– Хорошо, я бегом. Извините, что так… Спасибо!
Митико надела плотную куртку, обмотала шею шарфом и вышла из комнаты, несколько раз поклонившись мне с извиняющимся видом. Я заметил, что на ней была длинная юбка и толстые серые чулки. Ее шаги в коридоре стали быстро удаляться и вскоре совсем стихли.
Оставшись один, я смотрел на спящее лицо четырехлетнего ребенка и размышлял, почему все это происходит. Почему ей приходится каждую ночь отваживаться на такие приключения с маленьким ребенком на руках, чтобы сто дней подряд глубокой ночью возносить молитвы в храме? Она могла бы просто спокойно спать в обнимку с дочкой, так зачем ей каждую ночь упорно выходить на холод? Зачем взбираться на холм, заросший бамбуком, и ходить на кладбище, где бродят призраки? Или за этим скрывается какая-то боль?