Цикл "Пограничная трилогия"+Романы вне цикла. Компиляция. 1-5
Шрифт:
Билли уложил домкрат и инструменты в кузов пикапа, отворил дверцу и тычком в бок разбудил Троя:
— Поехали, ковбой.
Трой вскинулся, оглядел пустую дорогу. Обернулся назад:
— Куда они делись?
— Уже уехали.
— А который теперь час, как думаешь?
— Понятия не имею.
— Ну ты уже закончил свою миссию? Самаритянин хренов.
— Закончил.
Потянувшись вправо, Билли открыл дверцу бардачка, положил туда аптечку, манометр и фонарик, закрыл, захлопнул дверцу кабины и завел мотор.
— А куда они ехали? — спросил Трой.
— В Сандерсон.
— В Сандерсон?
—
— А откуда?
— Без понятия. Они не сказали.
— Бьюсь об заклад, что едут они вовсе не в Сандерсон, — сказал Трой.
— А куда, по-твоему, они едут?
— Да хрен-то их знает.
— А зачем кому-то врать, будто он едет в Сандерсон, штат Техас?
— Откуда я знаю.
Едут дальше. На повороте, когда справа от дороги шел крутой обрыв, Билли вдруг увидел белую вспышку, и тут же что-то тяжело бахнуло по машине. Руль дернулся, грузовик занесло, взвизгнули шины. Когда остановились, обнаружили, что машина наполовину съехала с дороги в кювет.
— Что за чертовщина, — сказал Трой. — Этого еще не хватало.
На водительской половине лобового стекла, распластавшись, лежала огромная сова. От удара трехслойное стекло глубоко вмялось, раскинутые крылья накрывали сетку трещин — концентрических и радиальных, будто это бабочка, попавшаяся в паутину.
Билли выключил двигатель. Сидят смотрят. У совы задергалась лапа, конвульсивно сжалась и медленно расслабилась, потом сова чуть повернула голову, будто пытаясь разглядеть их получше, и испустила дух.
Трой открыл дверцу, вышел. Билли сидел, глядел на сову. Потом выключил фары и тоже вышел из машины.
Сова была мягкой и пушистой. Ее голова обвисла и болталась. На ощупь мягкая и теплая, внутри оперения птица была как бескостная. Он снял ее со стекла, отнес к изгороди, подвесил к проволоке и вернулся. Сел в грузовик и включил фары, чтобы понять, сможет ли он с таким лобовым стеклом вести машину, или придется его полностью вынимать. Прозрачное место оставалось только в правом нижнем углу, и он решил, что, если выйдет этак сгорбиться и скособочиться, можно попробовать. Трой отошел по дороге чуть дальше отлить.
Билли завел машину и задним ходом выехал на шоссе. Трой подошел ближе, сел в придорожный бурьян. Билли подъехал к нему, опустил стекло бокового окошка, выглянул:
— Ты чего это? Что с тобой?
— Ничего, — отозвался Трой.
— Ехать готов?
— Ага.
Он встал, обошел спереди грузовик, взобрался в кабину. Билли смотрел удивленно:
— Ты в порядке?
— Ага. Я в порядке.
— Это же всего лишь сова.
— Знаю. Дело не в этом.
— Тогда в чем же?
Трой не ответил.
Билли перевел рукоять переключения передач в положение «первая» и отпустил сцепление. Видно было вполне нормально. Перегнувшись, он мог смотреть в пассажирскую половину стекла.
— Что с тобой? — не унимался он. — В чем проблема?
Трой, отвернувшись, смотрел в боковое окно на проносящуюся тьму:
— Да во всем. Одна сплошная проблема. Черт! Не обращай на меня внимания. Не надо мне было виски пить.
Въехали в Ван-Хорн и остановились: пора было заправиться и выпить кофе; к этому времени родные для Троя места, где он жил в детстве, где была могила его брата и куда он подумывал когда-нибудь вернуться, остались позади. Времени
— Представляю, что скажет Мэк, когда увидит грузовик.
Билли кивнул:
— С утра, может, успеем заехать в город, починимся.
— И во сколько, ты думаешь, это обойдется?
— Не знаю.
— Хочешь, войду в долю?
— Не откажусь.
— Хорошо.
— С тобой правда все в порядке?
— Да. Все нормально. Меня тут просто кое-какие думы одолели.
— А-а.
— Но ведь с них — толку-то.
— Да уж.
Сидят пьют кофе. Трой вытряхнул из пачки сигарету, прикурил, выложил сигареты и зажигалку «Зиппо» на стол.
— Слушай, а все-таки за каким хреном ты там остановился?
— Остановился, да и все тут.
— Ты ж говорил, не мог не остановиться.
— Угу.
— А почему? Что-то связанное с религией?
— Нет. Религия — не моя тема. Просто был такой день, худший день в моей жизни… Мне тогда было семнадцать, мы с напарником, который был моим родным братом, уносили ноги, его ранили, а тут вдруг грузовик, полный мексиканцев — точь-в-точь таких же, как эти, — появился прямо будто из ниоткуда, и они сняли наши задницы с огня. Я тогда даже усомнился, сможет ли их старая колымага удрать от всадника, но ничего, удрали. Им не было никакой нужды останавливаться, помогать нам. Но они остановились. Я даже думаю, им бы и в голову не пришло этого не сделать. Вот и все.
Трой посидел молча, глядя в окно.
— Да, — наконец сказал он. — Вполне себе веская причина.
— Угу. Какая-то нужна же. Ты готов?
— Ага. — Трой допил остатки кофе. — Готов.
У ворот он заплатил положенные два цента, протиснулся через турникет и пошел по мосту. На речном береговом откосе суетились мальчишки, вздымали вверх приколоченные к палкам жестянки, просили денег. Перейдя мост, окунулся в море торговцев, пытающихся хоть кому-нибудь продать кто дешевую бижутерию, кто изделия из кожи, кто одеяла. Некоторое время каждый из них упорно шел за ним, затем в сутолоке сплошного базара, с Хуарес-авеню распространившегося на улицы Игнасио Мехиа и Сантоса Дегольядо{13}, его сменяли другие, тогда как прежние отставали, провожая взглядами.
Встав у конца стойки бара, он заказал виски, оперся сапогом на нижнюю перекладину и оглядел помещение и проституток.
— Donde estan sus companeros?[18] — спросил бармен.
Подняв стопку виски, он повертел ее в пальцах.
— En el campo[19], — сказал он. И выпил.
Так он простоял два часа. Одна за другой к нему подходили проститутки, приставали и одна за другой возвращались. О ней он не спрашивал. За это время выпил пять виски, заплатил за них доллар и еще один доллар дал бармену сверху. Перейдя Хуарес-авеню, прихрамывая, направился дальше по Мехиа к «Наполеону», сел за столик на улице и заказал стейк. В ожидании обеда сидел пил кофе, наблюдая уличную жизнь. Подошел какой-то мужчина, пытался продать ему сигареты. Другой попробовал продать изображение Мадонны на раскрашенном целлулоиде. Еще какой-то человек с непонятным устройством, снабженным циферблатами и рычажками, спросил, не хочет ли он сам себе устроить электрический стул. Наконец принесли стейк.