Цивилизации
Шрифт:
Широкому распространению ислама способствовал гораздо более вездесущий вектор культуры, чем армии: арабские купцы. Торговля разносила по городам живые примеры преданности исламу, мусульмане повсюду становились портовыми инспекторами, таможенными чиновниками и агентами деспотических монополий. Вслед за купцами по торговым маршрутам шли миссионеры: ученые в поисках покровительства разъясняли обязанности мусульманина новообращенным; титаны духа стремились бросить вызов местным шаманам, соревнуясь с ними в аскетизме, и в сверхъестественных способностях. Кое-где критическое воздействие оказали суфии — исламские мистики, которые исповедовали своего рода популярный анимизм и пантеизм, утверждая, что «ощущают Его ближе, чем жилы на собственной шее». Суфии сосредоточились в Малисе и благодаря династическому союзу в начале XV века ввели здесь ислам, а когда сто лет спустя город захватили португальцы, суфии разошлись оттуда по всей Яве и Суматре. В конце XVI и в XVII столетиях особенно прославился своими миссионерами-суфиями город Асех на северо-западе Суматры. Они распространяли яростный мистицизм сомнительной ортодоксии, как, например, Шаме аль-Дин, который именовал себя пророком последнего века и чьи книги после его смерти в 1630 году были сожжены.
Естественно,
С распространением ислама изменилась даже идентичность арабов. Сегодня арабским как своим первым языком владеют десятки миллионов людей, считающих себя арабами, хотя у них нет ни единого предка с Аравийского полуострова. Те приморские общины, которые первыми сформировали арабскую цивилизацию, сегодня всего лишь одни из многих. Ислам стал чем-то большим, чем просто морская цивилизация, он вобрал много сухопутных кочевников и других обитателей суши из глубин континента. Однако достаточно бросить взгляд на сегодняшнюю карту исламского мира, чтобы увидеть, как на протяжении столетий исламская цивилизация продолжала распространяться по морским и пустынным маршрутам наподобие тех, что впервые связали арабскую цивилизацию с внешним миром. На дальних границах, там, где прокладывались маршруты через Аравийский залив и Индийский океан, арабы сталкивались с другими, гораздо более древними морскими цивилизациями, большая часть которых представляла собой благодатную почву для исламских миссионеров. Это область, которая в буддийской космологии изображается как извилистый край мира [871] .
871
J. B. Harley and D. Woodward, eds, The History of Cartography (Chicago, in progress), vol. ii, part II: Cartography in the Traditional East and Southeast Asian Societies (1994).
Существует опасность упустить великие цивилизации юго-востока Азии, зародившиеся далеко от моря и иногда даже в зрелости имевшие с морем очень мало общего — или вообще ничего. Ангкор (см. выше, с. 238) на протяжении всей своей истории оставался исключительно сухопутным, аграрным государством. То же относится к почти столь же блестящему городскому миру Пагана в среднем течении Иравади, хотя Паган поддерживал отношения сотрудничества, а иногда, особенно в XI веке, — господства с торговыми общинами на Бирманском побережье, с которыми обращались как с вассалами «ниже по течению», обязанными платить дань [872] . Имперские государства средневековой — а если считать Матарам, то и ранней современной — Явы старались использовать море, Но при этом ими обычно руководили воины-аристократы с внутренних гор; главные святилища и столицы также строились далеко от моря. Когда вьетнамские государства смотрели на море, они делали это с рисовых плантаций в пойме Красной реки. И действительно, за каждым устремлением к морю, за империализмом на юге и юго-западе Азии стоят сельскохозяйственные земли в глубине континента, где выращивается много риса. По сравнению с большинством уже рассмотренных примеров: Финикией, Скандинавией, Голландией, морскими цивилизациями арабов и (по-своему) Японией — морские побережья этого региона имели гораздо больше возможностей, и изобилие им обещало не только море, но и суша. До некоторой степени это применимо даже к Фучжоу, к которому мы сейчас обратимся.
872
M. Aung-Thwin, Pagan: the Origins of Modern Burma (Honolulu, 1985), pp. 104–105, 151.
Первое известное нам на этой территории определенно нацеленное на море государство — Фунань — было расположено на узком побережье всего Таиландского залива. Китайские чиновники отмечали его как возможного данника и торгового партнера, когда эта область в третьем столетии н. э. попала в сферу интересов Китая. Культура государства была почти целиком заимствована из Индии; согласно китайским отчетам это хранилище знаний, достаточно богатое, чтобы платить налоги «золотом, серебром, жемчугом и благовониями» [873] . Его успех зависел от посреднической роли в торговле Китая с Индонезией и Бенгальским заливом: но эту торговлю экономичнее было осуществлять напрямую, без посредников. Такую возможность демонстрировали морские плавания буддийских паломников из Индии. Самый яркий писатель среди них — Фа Сянь — оставил выразительный рассказ о своей одиссее начала пятого века, когда он в протекающей лодке проплыл по кишащим пиратами морям; эти пираты никого не пропускали мимо [874] . Фунань со временем поглотило государство Кхмер (см. выше, с. 238), и центр тяготения морского государства переместился на острова Индонезии.
873
K. R. Hall, Maritime Trade and State Development in Early Southeast Asia (Honolulu, 1985), p. 48.
874
J. Mirsky, The Great Chinese Travellers: an anthology (Chicago, 1974).
Государство
875
Ibid., p. 85.
Магия действовала, и столица Палембанг стала местом отдыха купцов, где даже попугаи говорили на четырех языках [876] . Морская сила Шривиджаи была сосредоточена (и здесь наиболее явственно проявлялся потенциал морской цивилизации) на неровном восточном берегу Суматры с множеством мелких островов и мангровыми рощами, с глубокими заливами и удобными гаванями, с природной защитой — коралловыми рифами — и с обилием рыбы и черепах [877] . Величие и само существование этого государства — ибо его «неизменно описывали как великое», по словам кантонского чиновника, ведавшего торговлей в начале XI века, — зависели от торговли с Китаем, в особенности сандалом и благовониями (здесь эта страна была монополистом), и от безопасности на море.
876
O. W. Wolters, The Fall of Srivijaya in Malay History (Ithaca, 1970), P. 39.
877
Ibid., p. 10.
В VIII веке у Шривиджаи появился яванский соперник, известный как Царство Гор и Империя Южных Морей. В 767 году яванские захватчики были изгнаны китайскими силами из залива Сон Тей в Тонкине. В 774 году они опустошили южное побережье Аннама; надписи в Чаме выражают ужас перед «людьми, рожденными в чужих землях, людьми, чья пища ужаснее человеческих трупов, страшными, черными, худыми, внушающими дикий страх и опасными, как смерть», приплывшими на лодках. В надписях 778 года говорится о вторжении «армии с Явы, которая высадилась из лодок». В воспоминаниях купца Сулеймана, записанных в 916 году, есть рассказ о кхмерском короле, «молодом и горячем», который неосторожно выразил желание увидеть голову императора Южных Морей «на тарелке передо мной». Император возглавил тайную нежданную вылазку непосредственно в Камбоджу. Он без труда поднялся по реке до столицы, ворвался во дворец и захватил короля… «Я с удовольствием подвергну тебя тому, чему ты собирался подвергнуть меня, чтобы ты вернулся в собственную страну не униженным». Он провозгласил нового короля и передал ему на тарелке голову прежнего как подарок и предупреждение. «С этого времени кхмеры по утрам поворачивались лицом в сторону страны императора и кланялись до земли, выражая свою покорность» [878] .
878
G. Coedes, Angkor: an Introduction (London, 1963), pp. 71–72.
Один из заметных парадоксов этого периода в том, что Суматра оставила записи о торговле и войнах, но не оставила крупных памятников; Ява, напротив, оставила памятники, но не оставила никаких записей. Однако есть другие, более убедительные свидетельства того, что на Яве было развито мореплавание: эти свидетельства дошли до нас не в письменном виде, а в резьбе на камне. Если судить о цивилизации по меркам, принятым в этой книге, некоторые периоды яванской истории следует считать периодами великих достижений, в особенности в эру строительства династии Сайлендра в VIII и IX веках. Не чувствуя потребности в развитии собственной морской стратегии, яванские правители эпохи величия Шривиджаи могли сосредоточить достаточно богатства и рабочей силы, чтобы строить буддийские храмы, которым нет равных даже в Индии, — космические диаграммы такого грандиозного масштаба, что они ясно говорили о привилегированном восхождении на небо их строителей и об их праве владеть всем миром.
Набольшее впечатление производит Боробудур, памятник славы Сайлендра, построенный из миллиона каменных блоков в начале периода величия династии, примерно между 780 и 830 годами. Это был не просто акт самоутверждения новой династии, но также воплощение буддийского взгляда на мир. Буддизм был в высших кругах Явы относительно новой религией: ясно, что Боробудур начинали строить как индуистский храм, но правящая идеология неожиданно изменилась [879] . Подражая окружающим холмам и в некоторых отношениях превосходя их, храм воплотил уникальный план: это не храм, ибо в нем нет внутренних пространств, но множество террас, ведущих пилигримов вверх, по аналогии с мистическим восхождением, к вершине, символизирующей центральную мировую гору буддийской космологии [880] . Покрытый огромным количеством изображений, Боробудур представляет собой каменную глыбу с рассказом о стадиях подготовки души. Наиболее выразительны те рельефы, которые иллюстрируют нравоучительные притчи буддийских рукописей. И именно здесь мы встречаем купцов и моряков, о которых нет упоминаний в уцелевших архивах.
879
J. Miksic, Borobudur: Golden Tales of the Buddha (Boston, 1990), p. 17.
880
Soekomono, Chandi Borobudur (Amsterdam and Paris, 1976), p. 17.