Цивилизации
Шрифт:
Кажется невероятным, что на таком фоне, на южных землях и прибрежных островах знойного, сухого, скалистого выступа Европы, могла возникнуть цивилизация с такими грандиозными достижениями. Но недостатки суши уравновешивались возможностями моря. «Мы живем вокруг моря, — говорил Сократ, — как лягушки вокруг пруда», и взгляд на карту свидетельствует, что греки действительно жили сетью приморских общин. Платон считал мореплавание одним из величайших достижений человека. Но даже древесину, смолу и парусину сюда приходилось ввозить; ввозился и металл на инструменты строителей кораблей. Поэтому накопление богатства, необходимого для эксплуатации моря, было долгим и трудным процессом.
В начале истории, в конце второго тысячелетия до н. э., городская жизнь в Греции из-за опустошительных вторжений почти прекратилась. Кажется, города уцелели лишь в Афинах и Эвбее. Единственные каменные здания (или здания со стенами из булыжников), дошедшие от этого периода, найдены в Эретрии в Эвбее. Большинство греков проживали в хижинах с соломенными крышами и жили за счет разведения коз. Для сельскохозяйственных орудий металла не хватало; там, где возделывание земли практиковалось, основные площади были заняты ячменем: действительно, в этом регионе с его скудной почвой только это скромное растение относительно низкой питательности и могло расти.
В
Соседние народы считали греческий ячмень непригодным к еде. Но оливковое масло годилось для вывоза, и выращивание олив давало большие преимущества. Оливки стали тайным экономическим оружием эгейцев. Выращивание оливок было сезонным и оставляло много свободного времени для мореплаваний. Оливки могли расти на той же земле, что зерновые и бобы, и на большой высоте, до 2300 футов; индустриализация процесса их выращивания привела к накоплению богатства и возникновению бледного подобия капиталистических торговых отношений.
Почти две с половиной тысячи лет назад Геродот собрал рассказы о ранних мореплавателях. Он, например, рассказывает о Колеосе Самосском, который, пользуясь случайными попутными ветрами, пересек все Средиземное море и мимо Геркулесовых столпов, где встречное течение останавливает море, вышел в Атлантический океан. Он направлялся в Египет, но приплыл в юго-западную Испанию. И здесь обнаружил Эльдорадо греков: подлинную и одновременно фантастическую землю, которую греки называли Тартессом, где Геркулес укротил стада Гериона, а царь этих мест, как говорили, прожил сто двадцать лет. «Этот рынок, — сообщает Геродот, — в то время совершенно не использовался», несмотря на богатые шахты: медь на берегах Рио-Тинто, золото, серебро и железо, сосредоточенные в пиритовом поясе.
Поэтому, вернувшись в свою страну, моряки из Самоса получили за свои товары больше прибыли, чем любые греки, о которых мы знаем, кроме Состратоса из Эгины, но с ним не сравнится никто. Они плавали на круглых торговых судах, но моряки из Фокеи, открывшие Атлантический океан, совершили то же самое плавание на пятидесятивесельном корабле [925] .
В VIII веке металлические орудия позволили земледелию стать более эффективным, но последовавший рост населения сделал потребность в пище и земле еще более настоятельной. Греки стали не только торговцами, но и колонистами: их поселения протянулись до плодородных почв Сицилии, где выращивают пшеницу, до южной Италии и до северных берегов Черного моря, а затем и до богатых рынков в тех краях, где сегодня расположены Франция и Испания [926] . На протяжении VII века многие из этих колоний превратились в самостоятельные внушительные города. Между тем о развитии торговли свидетельствует введение в это время в большинстве греческих городов монетной системы и строительство больших кораблей новых типов. Хотя греческие авторы склонны были идеализировать трудное сельскохозяйственное прошлое, они понимали, что торговля — это жизнь их общества. Многие писатели включают в число героев купцов и мореплавателей — нечто немыслимое для Китая того же периода, где ценились только крестьяне, воины и ученые.
925
Histories, 4.152.
926
J. Boardman, The Greeks Overseas: their Early Colonies and Trade (London, 1980).
Однако зов моря ощущался не повсеместно: спартанцы обычно предпочитали оставаться дома и создавать империю на соседних территориях. Это, однако, была лишь одна из эксцентрических особенностей лакедемонян, не одобрявшихся богами: пару спартанских империалистов, которые собирались основать город вблизи Коринфа, в 706 году оракул на правил «в Сатирион, в воды Тараса, в гавань слева, в место, где козы любят соленую воду и, когда пьют ее, обмакивают в нее кончики седых бород. Здесь постройте Тарентум» [927] . В других центрах обычное стремление империализма — распространяться далеко за свои границы. Колонии основывались с благословения богов и по советам оракулов, особенно жрицы из Дельф. В этом святилище божественные прорицания произносились в эффектном театральном оформлении: трон на трех ножках в виде извивающихся змей поднимался из дымящейся пещерной пропасти — и оракул рекомендовал колонизацию в совершенно неожиданных местах. Основатель Кротона отправился в Дельфы в поисках средства от бездетности, вовсе не собираясь основывать колонию. В 720 году халкидянам велено было основать колонию, чтобы избежать голода. В 640 году жителям Родоса было указано основать колонию на Сицилии и разделить ее с критянами. Основателя Гераклеи на Сицилии осуждали за то, что он не стал проводить обычной подготовки к консультациям с оракулом. Обычно основание колоний связывали с советами оракула, потому что указания Аполлона гарантировали легитимность и продолжительность существования [928] . Основание колоний настолько стало для греков образом жизни, что один из героев пьесы рассуждал о возможности основать колонию на небе. «Дело не в том, что нам опостылел наш город, — говорит будущий колонист, — потому что наш город великий, в нем всякий может потратить свои богатства и заплатить штрафы и налоги». Аристофан знал, как заставить аудиторию посмеяться над собой [929] .
927
С Morgan, Athletes and Oracles: the Transformation of Olympia and Delphi in the Eighth Century BC (Cambridge, 1990), p. 188.
928
Ibid., pp. 172–178, 186–190.
929
Birds, 33; tr. B. Bickley Rogers (London, 1924), p. 133.
Поскольку греческий мир расширялся в сторону моря, а не суши, колонии сохраняли морской характер того мира, из которого пришли, и мира известных им соседей. Обычно колонии размещались на сильно изрезанных берегах [930] . Однако со временем они могли утратить сходство со своим прежним домом, поскольку колонистами обычно становились
930
A. Snodgrass, ‘The Nature and Standing of the Early Western Colonies’ в книге G. R. Tsetskhladze and F. De Angelis, eds, The Archaeology of Greek Colonisation: Essays Presented to Sir John Boardman (Oxford, 1994), pp. 1-10.
931
I. Malkin, Religion and Greek Colonisation (Leiden, 1987); J. Boardman, op. cit. p. 163.
932
G. R. Tsetskhladze, ‘Greek Penetration of the Black Sea’ в книге Tsetskhladze and De Angelis, op. cit., p. 117.
933
Boardman, op. cit., pp. 119–121.
934
Ibid., pp. 131–132.
Расширяющиеся тем временем связи с остальным миром обогащают воображение греческих художников и мыслителей. Море приносило обратно в Грецию новые культурные влияния: самый яркий тому пример — новая система письма, основанная на образце, заимствованном в VIII веке в восточном Средиземноморье. Письменность сразу стала использоваться для записи новых произведений и для сохранения эпоса, который раньше наизусть читался аэдами на пирах воинов: «Илиада», ощетинившаяся мачтами, и «Одиссея», грохочущая над волнами, — вот примеры жанра, которым восхищались тогда и восхищаются в наши дни. Сообразно своему темпераменту и суждениям читатели соглашаются с традицией, которая приписывает оба произведения одному уникальному слепому гению Гомеру, или отвергают эту традицию: свидетельство тому — тесно уставленные книгами полки; усердные бесстрастные ученые тоже до сих пор не могут решить этот вопрос. Я бесчисленное множество раз обсуждал эту проблему с учеными и со своим старшим сыном, который убежден, что это лучшие поэмы в мире. Что касается меня, то я не мог читать их, не слыша стук посоха Гомера; мне кажется, что свидетельства устной передачи текста, рассыпанные на всем протяжении поэм, говорят о поэтическом мастерстве и о владении традиционным искусством; убеждающие своей реальностью картины жизни бронзового века не обязательно следы более древнего текста — возможно, это просто свидетельство вдохновенного воображения.
Ведь греки, воспринимая влияния, не просто подражали им — были ли то влияния извне или из их собственного прошлого. Скульпторы, строители, художники, расписывавшие вазы, — все они с VII и VI веков стали предвестниками классического стиля. Греки более поздних периодов вспоминали VI век как время великих мудрецов, которые обдумывали фундаментальные проблемы науки и общества: Солон в 590-е годы изложил в стихах афинские законы; Фалес предсказал в 585 году солнечное затмение; Анаксимандр около 500 года составил первую известную грекам карту мира и пытался представить, как в первичном водовороте космоса возникла вселенная, или Пифагор, сверхчеловек, наделенный своими последователями сверхъестественными силами и золотым бедром; приписываемая Пифагору теорема о прямоугольных треугольниках и сегодня входит в учебную программу всякой школы. Школы этих мудрецов процветали по краям греческого мира — на западе, в Италии, в случае Пифагора, но в основном на востоке, на островах, которые сегодня принадлежат Турции. Даже во времена расцвета классического периода такие учители, как Платон или Аристотель, помнили, что их научные традиции восходят к тому, что они именовали «Азией», и куда включали и Египет. До какой степени они были обязаны Египту, в спорах последнего времени, тем не менее преувеличивали; это споры о том, насколько «африканской» была цивилизация Египта и, соответственно, насколько «черной» была культура Афин. Сражения книг проходят а области, где невозможны прямые доказательства. Однако справедливо — и мы ничего не поймем в греческой цивилизации, если не признаем это, — что Греция была землей, открытой восточному Средиземноморью, и греческая культура сформировалась под влиянием самых разных концов морского побережья [935] .
935
W. L. West, The East Face of Helicon: West Asiatic Elements in Poetry and Myth (Oxford, 1997).
В начале следующего столетия греческие общины, объединившиеся для совместной обороны, защитились от своих главных противников — этрусков на западе и персов на востоке. Но они продолжали воевать друг с другом и соперничать в создании законов и великолепного искусства, а также развлечениях, особенно в постановке пьес и спортивных состязаниях.
Отчасти благодаря несравненному природному преимуществу — серебряным Лаврийским рудникам, к V веку до н. э. самым богатым и могущественным городом Греции стали Афины, флот которых был настолько силен, что Афины смогли обложить другие города данью. Говорили, будто именно здесь Посейдон оспаривал у Афины право обладать городом и бил окрестные скалы волнами, поднятыми трезубцем. Хотя мы представляем себе Афины городом, созданным ради искусства, основными приоритетами его граждан были война и богатство; моралисты Афин пытались подчеркнуть первенство войн. По словам Аристофана, вложенным в уста одного из персонажей, «Афины будут в безопасности, когда смогут землю врагов считать своей… и когда поймут, что их подлинное богатство — это корабли» [936] .
936
Aristophanes, Frogs, 1462–1464; tr. Rogers, op. cit., p. 431.