Цивилизация людоедов. Британские истоки Гитлера и Чубайса
Шрифт:
Данная черта характерна для аудитории интернет-форумов и социальных сетей в целом, однако там она порождается в основном низкой образованностью, бескультурьем и заведомо ложной иллюзией анонимности (и, соответственно, безнаказанности); понятно, что указанные причины к основной массе статусных либералов (в том числе и российских) попросту неприменимы.
Вопрос «сколько сребреников тебе заплатили, Иуда?» в качестве основного содержательного возражения на высказывание чуждой точки зрения даже у престарелых выходцев из среды советских интеллектуальцев до сих пор гармонично переходит в угрозы – от прямого обсуждения знаменитой «нерукопожатности», то есть организации внутрилиберального бойкота, до ставшего стандартным в силу своего изящества выражения «Отстаньте
Патологическая агрессия является для обычного либерала не просто нормальным, но и (в силу запрограммированной либеральной идеологией специфики его сознания) единственно доступным ему способом дискуссии.
Забавно, что эта особенность в полной мере проявляется и в отношении либералов к своим же собственным партнерам, пусть даже и заведомо ситуативным. На автора данном книги, в частности, особенно глубокое впечатление произвел в далеком 2008 году один из либеральных организаторов оппозиционной Национальной ассамблеи (в рамках которой тогда попытались объединиться правые, левые и патриотические оппоненты правящей бюрократии; попытка провалилась именно из-за откровенного безумия и патологической агрессивности либералов), вдумчиво, со вкусом и без всякого повода ставший во всех подробностях рассказывать одному из участников-коммунистов, как он поучал своего сына, что хорошие коммунисты всё же бывают, – но только мертвые.
Это действительно был честный максимум сотрудничества с инакомыслящим, на который в принципе может быть способен добросовестный либерал (причём далеко не только отечественной сборки).
12.5. Одномерность мышления
Несмотря на неизбежные колоссальные трудности и проблемы, лишь частично описанные выше, либералы и по сей день остаются качественно образованнее и успешнее большинства граждан России в целом.
Это объясняется прежде всего либеральным характером самой современной российской власти, прежде всего в социально-экономической сфере, в силу которого она по-прежнему, как и в 90-е годы, вполне логично и закономерно открывает основные возможности именно перед своими верными единомышленниками, а не перед глубоко чуждыми ей, например, социально-патриотическими элементами. Особенно демонстративно, – хотя и отнюдь не наиболее последовательно, – такой подход реализуется в современных отечественных науке, педагогике и культуре, включая эстраду.
Однако, несмотря на относительно высокую образованность либералов (кстати, именно благодаря им этот термин стал обозначать уже не кругозор и профессионализм, а прежде всего прагматически необходимую натасканность в каких-то отдельных разрозненных вопросах), наибольший их отклик вызывают не материалы, содержащие относительно сложные мысли, аргументы и доказательства, а предельно примитивные агитки, состоящие из по-разному поворачиваемых (один-два максимум!) лозунгов. Даже в глубоких или затрагивающих широкий круг вопросов статьях реакцию общественности (да и редакций, чего греха таить) вызывают обычно мелкие, содержательно не значимые детали.
Безусловно, этот порок восприятия является во многом технологически обусловленной и потому вполне объективной особенностью интернет-аудитории и аудитории социальных сетей как таковой [18]. Однако именно у исповедующих либеральную идеологию он в силу их качественно большей формальной образованности и навязчиво демонстрируемой окружающим формальной, внешней культурности сильнее всего режет глаз и вызывает изумление.
Другим массовым проявлением технологически обусловленной примитивизации восприятия является органическая неспособность воспринимать мир многомерно [18], – и она тоже в наиболее яркой, болезненной со стороны и вдохновляющей своих жертв форме проявляется именно у либералов. Увы, речь идет отнюдь не о стандартном демагогическом приеме огрубления и примитивизации любого вопроса сведением его к дихотомии «черное – белое», а о действительной неспособности воспринимать (и,
В середине «нулевых» автор этой книги, немало озадаченный тогда указанной спецификой либерального восприятия, поставил эксперимент и специально в одной и той же статье и поругал, и похвалил тогда ещё живого и крайне актуального Жириновского. Для абсолютного большинства читателей это оказалось вполне естественным: даже предельно жестко выступая против этого деятеля, добросовестные наблюдатели не могли не отмечать его сильные (а для многих часто и симпатичные) стороны.
И лишь посетители либеральных Интернет-форумов – причём массово – впали по этому поводу в искреннее негодование и яростно критиковали автора данной книги, причём не столько даже за мнимую поддержку Жириновского, сколько за высказывание противоположных тезисов в одном и том же материале. Сама мысль о хотя бы принципиальной возможности существования не совсем однозначных явлений просто не умещается в сознании типичного либерала (и, повторим, далеко не только российского: российский либерал на фоне своих единоверцев из развитых стран представляется ещё наиболее человекообразным).
Да, обычный либерал был глубоко убежден (как минимум с вошедшего в историю политических технологий стакана сока, выплеснутого после получаса репетиций до начала съемок в успешно провоцировавшего его на этих съемках Немцова), что Жириновский – подонок. Да, этот же либерал своими глазами видел его вполне очевидный успех и понимал, что этот успех означает как минимум эффективность Жириновского как политика. Однако современное либеральное сознание по самой своей природе так примитивно, так одномерно, что эти две простейшие мысли, строго говоря, отнюдь не противоречащие друг другу, просто не помещаются в нём одновременно, – и первая напрочь вытесняет вторую.
Жириновский находился на арене российской политики более трети века, – и 30 лет подряд автор настоящей книги хвалил его за эффективность, и все эти годы видел, что мысль об эффективности Жириновского почти всякий раз оказывалась для либералов совершенно новой, неожиданной и в конечном итоге просто не поддающейся не то что запоминанию, но даже и простому восприятию.
12.6. Враждебность к Родине
Давно подробно разжевано и неопровержимо доказано даже для самых идеологизированных «глотателей газет», что великий гуманист и философ Л. Н. Толстой со своим «патриотизм – последнее прибежище негодяя», переводя отнюдь не самый сложный текст со староанглийского языка, сумел-таки ошибиться. Оригинальное «патриотизм может оправдать даже негодяя» классик (возможно, испытывая непреодолимое давление собственных идеологических установок) переделал в строго противоположное по смыслу «патриотизм – способ самооправдания и признак негодяя».
Однако почему именно вроде бы образованные российские либералы, приложив для этого действительно титанические в своей последовательности усилия, сделали эту исторически понятную ошибку фактором общественной жизни?
Сначала – понятно: валили КГБ, КПСС и Советский Союз, и каждое лыко по сугубо политиканским причинам было в строку. Однако когда свалили и, более того, дорвались до власти, – почему же не поднимать свой, русский и российский патриотизм, подобно тому, как это происходило во всех остальных странах постсоветского пространства без исключения?
Почему на всём протяжении 90-х, пока либералы сохраняли в своих руках всю полноту власти, любить Родину с официальной точки зрения было стыдно, а порой и преступно (правда, многочисленные последующие процессы над патриотами показали, что такое восприятие патриотизма перекочевало и в значительно более поздние времена)? Почему за словосочетание «национальные интересы» во внутренней служебной записке администрации президента России ещё в 1995 году (личный опыт автора) можно было огрести серьезные неприятности? Почему ещё в 2006 году, уже во второе президентство В. В. Путина использование самого слова «русский» в официозных пропагандистских медиа практически подразумевало словосочетание «русский фашист»?