cнарк снарк: Чагинск. Книга 1

Веркин Эдуард Николаевич

И Роман вкратце рассказал про поражение некоей Валентины в противостоянии с лютыми кинешемскими клопами; я отметил, что это весьма поучительная история.

– Это очень печальная история, – согласился Хазин. – Мои сочувствия Валентине, я-то знаю, что значит крупный клоп…

– Клопы – не самое худшее, – заметил Роман. – Есть еще такие…

Роман сморщился и сделал пальцами движение, словно растер между пальцами комара.

– Есть такие усычки…

Роман замолчал, продолжая добела сжимать пальцы, словно между них билась та самая усычка. Мне даже почудилось,

что так оно и есть.

– Ладно, мне пора, – вздохнул Роман. – У нас скоро встреча.

Роман потянулся, на одно плечо повесил сумку, на другое гармонь, шашку сунул под мышку, улыбнулся.

– Эй, ты кто? – спросил Хазин. – В широком смысле? Мы вот писатели-краеведы, пишем историческое. А ты?

– А мы на выступление приехали, – ответил Роман. – Сегодня же концерт.

– Паша Воркутэн?! – удивился Хазин.

В лицо я Воркутэна не знал, но представлял его несколько иначе. Паша наверняка был кругл и плотен, короткошей, узловат треугольными предплечьями, лыс, ухватист, в кроссовках. К тому же этот вроде Роман. Впрочем, Паша Воркутэн мог быть и Романом.

– Нет, я из квартета, – ответил Роман.

– Какого квартета? – спросил я.

– «Курень Большака». – Роман пошевелил подмышкой, шашка колыхнулась.

«Курень Большака». Не слышал.

– Нас пригласили, – пояснил Роман. – У нас народные песни, в основном казачьи. Некоторые русские, разумеется, реконструированные. Сегодня же концерт.

– Я думал, приедет Воркутэн… – сказал Хазин.

Роман был долговяз, кудряв, по-казачьи чубат, с шашкой под мышкой, не исключено, что в его жизни действительно присутствовала некая Валентина; он не ответил про Воркутэна.

– Сколько времени, мужики? – спросил Роман.

– Полвосьмого, – ответил Хазин.

– Полвосьмого… А как город называется?

Кажется, Роман не шутил.

– Мы вроде вчера в Кинешме выступали… Это не Кинешма?

– А где эта Кинешма? – спросил Хазин. – Она вообще есть?

Он знал, что Кинешма есть, и, собственно, есть не так уж и далеко, но с утра любил пооригинальничать с творческим человеком.

– Не знаю, – легкомысленно ответил Роман. – У нас гастроли, все перепуталось… Это какой город-то?

– Чагинск, – ответил я.

– А, да, Чагинск. Здесь электростанция, кажется… Нас на открытие пригласили.

– А Воркутэн? – спросил Хазин.

Роман опять не ответил, вышел из комнаты, зацепив шашкой косяк двери.

– Видал я таких Романов, – хмыкнул Хазин. – Шмуля он сущий, Роман…

– В казачьем ансамбле?

– А что тебя смущает? Ты что, «Тихий Дон» не видел? Хотя… Что-то хочется есть… Слушай, Витя, хочется есть!

Я был не против поесть, утренний умственный труд вызвал аппетит, к тому же потом поесть вряд ли получится, в двенадцать концерт, народу соберется со всего района, потом по жральням разбегутся, все подметут, а банкет, наверное, ближе к вечеру…

Так что мы покинули гостиницу и отправились в «Чагу».

Но сегодня в «Чаге» было вдруг нехорошо. На наших местах сидели гладкие мужики в хороших костюмах, то ли из НЭКСТРАНа, то ли от врио. Мужики

культурно пили наше кологривское пиво, ели неожиданные беляши и равнодушно смотрели на проходящие поезда. Хазин заявил, что пища в отрыве от впечатления для него неприемлема, я согласился, так что мы развернулись в столовую доручастка. Но и там нам не повезло – обеденный зал оказался заполнен рабочими в синих комбинезонах, запахом пельменей, в которые явно переложили лука, и гарью жареной колбасы. На раздаче остались зразы с яйцами и луком, бланшированный толстолобик и капустные салаты, лично мне не хотелось толстолобика в этот день. Не порадовал и «Комфорт», там и вовсе проходил переучет. Хазин связывал это с происками Маргариты и сгоряча предлагал торопиться хоть в «Растебяку», но я подумал, что не стоит ею злоупотреблять.

– Тогда к памятнику, – предложил Хазин. – Неплохо бы его снять. Знаешь, сделаем ретроспективу – до и после, отлично зайдет. В начале верстки поставим, когда памятник недостроен, а в конце – когда его уже откроют. Так сказать, созидательная динамика.

Локфик не терпит новелл, подумал я.

– Хорошо, – сказал я. – Так и сделаем. Это традиционно.

Поехали на Центральную площадь, к памятнику адмиралу Чичагину; с утра голова не работала, город пролетал быстро, припарковались в проулке.

Площадь готовили к концерту. На помосте эстрады обстоятельно монтировали акустическое оборудование: рабочие собирали амфитеатр из трибун, другие рабочие поднимали праздничные флагштоки, третьи тянули наискосок гофрированную черную трубу. Я немного подумал, зачем здесь нужна труба, что по ней собираются перекачивать, Хазин же на всякий случай ее сфотографировал.

Памятник адмиралу Чичагину, разумеется, еще не открыли, он так и стоял в черной пленке. Под полиэтиленом угадывалась могучая фигура адмирала, причем, судя по размерам и росту, конная. Перед самим памятником разместили два чугунных корабельных якоря, а между ними натянули толстую цепь, раньше такого не было.

– Он разве на коне? – спросил Хазин.

– Вероятно…

По первоначальным эскизам, представленным Крыковым, памятник планировался вроде пешим. Все-таки адмирал.

– На коня пойдет в два раза больше бронзы, чем на самого адмирала, – сказал я. – И труда больше. К тому же… Нельсон тоже был адмиралом. А изображается очень часто на коне.

– Логично, – согласился Хазин. – Один адмирал хорошо, вместе с лошадью лучше. Тебе не кажется, что он несколько…

Хазин покрутил кулаками. У памятника были на самом деле слишком круглые и широкие плечи.

– Судя по сохранившимся портретам, Чичагин был вполне себе субтилен, – напомнил Хазин. – Примерно как Суворов.

– Суворов легко ломал подковы.

– Верно, – согласился Хазин. – А Нахимов ходил с подзорной трубой…

Я вгляделся в информационную табличку, прочитал вслух:

– «Открытие памятника адмиралу Антиоху Александровичу Чичагину состоится…»… прочерк. Они до сих пор не знают, когда открытие…

– На День города, скорее всего, – предположил Хазин. – Это через… не помню…