cнарк снарк: Чагинск. Книга 1
Шрифт:
Хазин скривился.
– Все равно придется тут торчать, – напомнил я. – Во всяком, Хазин, случае, тебе. В книге обязательны снимки открытия памятника. И фотолетопись обязательна.
– Снимки… да, сейчас…
Хазин поднял камеру.
– Фотографировать запрещено, – сказал подоспевший милиционер.
– Мы от Александра Федоровича, – высокомерно ответил Хазин.
И сделал еще несколько вызывающих снимков памятника в пленке. Милиционер плюнул и отступил, стал прохаживаться вдоль цепи, пиная ее, словно проверяя на прочность.
– Еще
В конце площади остановился белый автобус с синими полосами, дверцы открылись, и из салона стали выгружаться омоновцы.
– Это для Паши Воркутэна, – задумчиво произнес Хазин.
– Это сам Паша Воркутэн, – предположил я.
– Паша Воркутэн дает благотворительный концерт, – резюмировал Хазин.
Омоновцы в черной форме выстраивались во фрунт вдоль эстрады.
– Странный сегодня день, – сказал Хазин, глядя на это. – Знаешь, с утра косяком идет, вот, например… Вот, например: у меня в номере на рукомойнике овальная переводная картинка, рыжая гэдээровская баба с заколкой, знаешь, из старых. Я ее скорябал случайно, смотрю, а под ней розы желтые. И буквально тут же в дверь Маргарита Николаевна стучится… как?
– Достойно, – согласился я. – Совпадение месяца.
– И это только начало.
Хазин поведал еще про три явных совпадения, случившихся с ним с утра, и закруглил сомнения эксцессом с клопом и мормышкой:
– Вот хоть убей, я считаю, что этот клоп и эта мормышка неспроста…
Послышался приветственный свист, я обернулся. Поперек площади деловито шагал Федор с милицейской папкой под мышкой. Было ясно, что он нас заметил, и я тоже помахал ему рукой. Федор молодежно перепрыгнул через гофру, приблизился.
– Чего такие кислые, боляре?! – жизнерадостно осведомился Федор. – Опять вчера по синьке вдарили?
– Мне подарили стального клопа, – ответил Хазин. – Я думаю, это вызов.
Федор удивленно обмахнулся папкой.
– И мормышку, – добавил Хазин. – Ее нельзя сбрасывать со счетов.
– Мормышка… – Федор почесал лоб папкой. – Мормышки – это хорошо. Кстати, Вить, может, нам все-таки отдохнуть? Сгоняем на зеленую, шашлыки-машлыки…
– Может, – согласился я.
– Ладно, посмотрим, – сказал он. – Сегодня у меня запара, может, завтра-послезавтра…
Омоновцы закончили построение в фалангу и теперь перестраивались в каре.
– Чего ментов-то нагнали? – спросил Хазин. – На концерт?
– Врио губернатора приезжает, – ответил Федор. – Вроде бы… Можно подумать, вы не знаете! Это же резонансное мероприятие, праздник, туда-сюда…
– Праздник вроде на День города планировали, – заметил я. – Сегодня репетиция.
– На День города большой праздник, – пообещал Федор. – А сегодня праздник музыки…
Омоновцы перестроились и теперь дружно стучали дубинками в щиты.
– Вы пока лучше в другом месте гуляйте, – посоветовал Федор. – Потом приходите, сейчас
Федор поспешил к омоновцам.
– Врио… – задумчиво произнес Хазин. – Ему-то зачем… Мэр, врио губернатора, Алексей Степанович – чего они тут собрались?
Хазин то ли действительно предусмотрительно не понимал, то ли делал, как обычно, вид.
– Нет, ясно, что они что-то мутят, – сказал Хазин. – Понятно, что Крыков в немутных делах валяться не станет…
Омоновцы ловко перестроились в треугольник, наподобие тевтонской «свиньи». Хазин фотографировал, продолжая рассуждать.
– Понятно, что врио нужна поддержка, Алексею Степановичу нужна земля, мэру нужны бабки… Праздник-то зачем?
– Праздник всегда зачем, – ответил я.
– Нет, понятно, что под праздник можно и Кинг-Конга списать, но для НЭКСТРАНа это мелковато…
– Для НЭКСТРАНа мелковато, для мэра Механошина в самый раз. Народ любит праздники и Пашу Воркутэна.
– Я сам люблю Пашу, – сказал Хазин. – А если уж сам врио прибудет…
Хазин сделал чик-чик левым глазом.
– Согласен, – согласился я.
– Слушай, а может, все-таки пожрать сначала? Можно купить орехов и леща, мне вчера зашло…
Но не получилось ни орехов, ни леща. Из района подтягивался праздничный народ, в магазинчиках вокруг площади собрались очереди. Хазин сказал, что от очередей отвык и до банкета можно и поголодать, лучше погулять.
Стали неспешно гулять. Голодный Хазин веселился, фотографировал и презирал вслух встречных оригиналов.
– Смотри, какой мудачок слева! «Абибас» блестит, кроссы накатафотил, наверное, из табуретки с боем вырвался. И бабец с ним ничегостый, корпус не по размеру, спина как у сплавщика… А вон тот видишь, с вывернутыми ступнями? Похож на гомункулюса…
Это было бездарнее обычного Хазина, видимо, голод, некоторое похмелье и серебряный клоп с утра возогнали хазинский сарказм в критическую степень, так что почти все встречные определялись им сучками, сплавщиками и мутантами. Я не спорил, у меня тоже слегка потрескивала голова.
– Глянь, Вить! Вон на том! Опять такие же катафоты!
Однажды я уезжал отсюда в октябре, целый месяц в здешней школе учился, половину первой четверти. Так Кристина и Федька решили меня провожать, Кристина надела джинсовую куртку и туфли, а Федька – новый спортивный костюм и кроссовки. Как раз такие, со светоотражателями. Мы ждали поезда, мама отправилась в железнодорожный за газировкой, а мы стояли на перроне. А тут как раз бабка Федькина выбралась огурцами солеными торговать. Увидела Федьку – и понесла, зачем парадное надел, зря мать, что ли, туфли ему купила, в ночную корячилась, а он тут таскается со всякими расподряд. Федька оправдывался, а потом снял кроссовки и остался в носках. А кроссовки он в руках держал, и они так же этими катафотами сверкали.