Coi Bono? Повесть о трагедии Гуш Катиф
Шрифт:
– Не спишь?
Идо ещё не отошёл ото сна, и теперь обводил присутствующих молчаливым, рассеянно-ищущим взглядом.
– Почему не спишь? – повторил Лотан.
– Несчастье уже пришло? – едва слышно спросил Идо.
Ему не ответили.
И вдруг Идо заметил дедушку. Тот сидел под столом и приветственно махал рукой.
– Ты зачем там? – издали спросил Идо.
– Я тут живу, – ответил полковник. – Иди ко мне – тут нас ни за что не найдут.
Идо рассмеялся.
– Сейчас смеяться не надо… – сказал Лотан.
– А
– Вовремя…
Идо недоумённо посмотрел на мать.
– Вовремя… – мрачно отозвалась Офира.
И вдруг Лотана охватил страх: в какой-то миг ему показалось, что у него больше нет ни его дома, ни его семьи. Заглянув под стол, он задумчиво посмотрел на отца, а потом, выпрямившись, решил провести перекличку.
– Офира! – выкрикнул он.
– Что? – отозвалась жена.
– Идо!
– Что, папа?
– Мы дома? – спросил Лотан.
– Конечно, папа! – ответил Идо. – Разве ты не видишь?
Лотан обнял Офиру, и она, опрокинув назад голову, испытывающим взглядом посмотрела на мужа. Её тело, внезапно отяжелев, задрожало.
– Прости! – коротко проговорила Офира и, мягко освободившись из объятий мужа, торопливо направилась в кухню готовить завтрак.
– Идите же сюда! – выглянув из-под стола, звал полковник.
Лотан и Идо послушно опустились на пол.
Полковник тихо поздоровался с сыном и внуком, а потом, отвернув голову, остановил мрачный, сосредоточенный взгляд на своих руках. Руки отчаянно тряслись. И вдруг лицо полковника просветлело; теперь он смотрел на трясущиеся руки с нескрываемым интересом, и, казалось, что его сильно забавляло то, как они трясутся. Как бы там ни было, полковник смотрел на свои дрожащие руки и загадочно смеялся.
Идо спросил:
– Почему дедушка смеётся?
– Не знаешь? – сказал Лотан.
– Нет!
– Разве ты не знаешь, когда люди смеются?
– Когда им смешно, – ответил Идо.
– Вот видишь, ты и сам знаешь!
Идо коснулся плеча дедушки и сказал:
– Вчера, на террасе, ты обещал объяснить, отчего люди седеют. Ты сказал «так уж…», но не договорил.
Полковник поднял голову и, не переставая смеяться, принялся молча водить ладонью по небритой щеке.
– Ты обещал договорить, – напомнил Идо.
Испуганно озираясь по сторонам, полковник вдруг затряс головой, а потом выкрикнул: «What’s the fuck».
Лотан отпрянул. Его лицо стало красным и некрасивым.
И тогда Идо испугался.
– Что, папа? – спросил он.
Лотан увидел, как пальцы полковника отчаянно мнут щёки.
– Что, папа, – спросил Идо, – дедушка сказал что-то нехорошее?
– Нехорошее…
– Наверно, у него вырвалось?
– Наверно…
– Знаешь, папа, у меня даже целых два раза вырывалось…
Лотан помолчал. Потом сказал:
– Я не знал, что мой отец умеет изъясняться на языке Кэмбриджских студентов…
– Дедушка обещал мне сказать…
– Вот он и сказал…
– Но
– Ладно… – выдавил Лотан и снова помолчал.
– Пожалуйста, – повторил Идо.
– Первое слово звучит примерно так: «Как если бы нас…»
– Первое слово? А второе? Я слышал, как дедушка сказал два слова…
– Второе слово не переводится, – сказал Лотан.
– Даже и не примерно?
Лотан пожал плечами.
– Разве что примерно…
– Тогда хотя бы примерно…
– Если примерно, то перевод такой: «…заставили кушать из тарелки, в которую наплевали свои же братья».
Непонимающим взглядом Идо посмотрел на дедушку, но тот, продолжал рассматривать свои руки и, казалось, ничто в мире, кроме этих рук, его больше не занимало.
– Такие вот дела, – Лотан помог сыну подняться с пола, и они, распахнув окно, молча смотрели, как поселяне, торопливо, будто боясь оказаться замеченными в чём-то нехорошем, покидали свои домики. Складывая на огромные грузовики детские коляски, подушки, одеяла, картонные ящики с бельём, посуду, соль и муку, сами они усаживались в стоявшие рядом армейские автобусы, и их прильнувшие к окнам лица были напряжены, как бывают напряжены людские лица, которые изо всех сил пытаются запомнить оставленную позади себя дорогу.
Два парня, обхватив свитки торы, пробежали по усеянной битым стеклом лужайке в сторону синагоги, и солдаты расступились, освобождая им путь, а вслед за парнями, насупившись и беспрестанно поправляя на головах косынки, спешили три девушки.
Высокий полицейский подбежал к одному из автобусов.
– Почему не трогаетесь? – спросил он у водителя.
– Детей ищут, – отозвался водитель. – Затаились, наверно…
– Как же без детей? – сказала женщина.
– Ищите! – разрешил полицейский. Сняв с головы фуражку, он протёр со лба пот.
Полоумный Беньямин, забравшись в детскую песочницу, высыпал к себе на ладонь несколько песчинок и, радостно хватая за рукава снующих по Кфар-Даром солдат, предлагал: «Вот она – землица наша!.. Угощайтесь землицей нашей!..»
Идо подумал, что такого множества солдат он ещё никогда не видел.
– Они – несчастье, да? – спросил он.
– Нет, – ответил Лотан, – они – солдаты.
– Разве не они нас…
– Нет, – сказал Лотан, – не они…
– Тогда почему они нас…
– Это не они… – перебил Лотан.
Возле одного из автобусов Идо заметил пробравшегося к толпе барана, который лбом колотил по людским спинам, а когда его отогнали, он, отступив, остановился, посмотрел на то, что происходит вокруг полными ужаса и несогласия глазами, и вдруг принялся о чём-то протяжно блеять.
В Кфар-Даром прибыли новые автобусы.
– Наши люди уходят? – спросил Идо.
– Уходят, – отозвался Лотан.
– Зачем?
– Не знаю.
– Куда?
– Не знаю.
– Мы тоже уйдём?
– Да!