Цугцванг
Шрифт:
— Фригидная сука, прежде чем давать кому-то советы по этикету, обучи нормально прислугу. Еще один моветон — не обслужить гостя так, как он того хочет. Увы и ах, ты снова теряешь баллы.
Ее аж передергивает. Конечно, очевидно, что она очень самовлюблённая, как и очевидно то, что выслушивать любые замечания и оказываться в проигрышной позиции со мной (конкретно и несколько раз обведено красным) для нее, как кость в горле. Я же сестра Лили, ей такое сложно пережить — еще одна очевидность, — поэтому я получаю, что хочу. Коротким кивком Марту разворачивают
— Хватит бухать!
— Ты развлекаешься, а другим не даешь? Максюша, так нельзя.
«Уменьшительно-ласкательное» смешит уже Алексея. Он угорает отчетливо, а у второго дьявола за столом так сильно вытягивается лицо, что уши назад отходят, и это почти смешно. Только я не смеюсь, а снова резко смотрю в сторону и ору во все горло.
— МА-А-АРТА!
Прибавляет веселея тот факт, что из гостиной слышится звук разбитого стекла. Угорают уже почти все, кроме Марины, которая долбит меня злым взглядом, и Адель, которая долбит похожим своего парня. Я же закидываю на стол ноги, сложа одну на другую, и смотрю на темно-бордовую жидкость, которую плавно раскачиваю с ухмылкой.
— Знаешь, фригидная-сука-Марина, у меня есть для тебя забавный факт.
— Какой же, маленькая-шлюха-Амелия?
— За такое пару веков назад, я могла бы снять тебе голову с плеч.
Она ловит ступор, и тогда я резко поднимаю взгляд, вежливо улыбаюсь и тихо, играючи протягиваю.
— Потому что моя кровь голубее твоей, дорогая.
Прыскает. Конечно очевидно, что так и будет — она непременно сделала бы именно это, потому что ни за что не покажет, как ее задело: быть ниже меня даже в теории. Но это не теория, на самом то деле. Делаю еще один глоток и откидываю пустой бокал за спину, после чего чинно укладываю руки на подлокотники и, смотря ей в глаза, пожимаю плечами.
— Ты, судя по всему, не веришь.
— О, прости, а ты рассчитывала на это?
— На самом деле нет. Люди вроде тебя, убежденные в своем мнимом превосходстве, всегда считают, что выше них никого нет. Тем более какие-то маленькие заложницы.
— Шлюхи.
— Тебе бы потрахаться, дорогая, раз одни шлюхи на уме.
Парирую ловко, снова задевая больные струны души. Огонь то разгорается, и я усмехаюсь, но потом закатываю глаза и смотрю в потолок, устало вздыхая.
— Так жаль рушить твои фригидные, розовые замки, но…
— Какая ты смелая, я смотрю, что же до этого молчала, как забитая собака?
— Не видела в конфронтации смысла, а сейчас желание заткнуть твой фригидный рот перевесил голос разума. Кстати, перебивать — это еще один моветон. Осторожней, так и в минус уйти недолго.
— Я…
Марта наконец появляется в столовой, перебивая свою «госпожу», и замирает. Ее явно шокирует факт «что-я-себе-позволяю-вообще», но я улыбаюсь «открыто» и «вежливо», указываю на стол и киваю.
— Проходи, дорогая, ставь и вали, но предупреждаю: посмеешь меня еще раз тронуть, я сломаю тебе нос. Надеюсь, я понятно выражаюсь?
Женщина поджимает губы. Вообще, я не очень люблю хамить «старшим», но простите меня, она сама отхватила свою часть «пирога», то бишь сама напросилась и плевать сколько ей лет. Никто не будет бить меня. Я не позволю.
Слежу за ней, как орел за свой жертвой, молчу до тех пор пока она не удаляется от меня на допустимое расстояние, после чего сразу же перевожу взгляд на Марину и улыбаюсь.
— Так вот, забавный факт. Мне известно, что ваша мама кто-то там из аристократии.
— Она из древнего рода, графиня, — не без гордости парирует Марина, на что я скучающе болтаю рукой, даже слегка закатываю глаза.
— Да мне пофиг.
«Клянусь, я слышала, как она сжала вилку аж до скрипа…Не УЛЫБАЙСЯ!»
— Ваш папаша то ничтожество, как ни крути. Он сын обычного солдафона без особого титула и происхождения.
— А ты что ли у нас титулованная?!
— Вообще-то да. Моя мать — норвежская графиня, а мой отец английский лорд. Один плюс один равняется двум, даже ты должна это понимать, так что если мы сейчас разрежем наши руки, моя кровь голубее будет. Я выиграла, а ты отсосала.
Марина наконец молчит, скрежещет зубами, но молчит, видимо подбирает ответ поостроумней, а может мечтает воткнуть мне вилку в глаз, которую мнет до белых костяшек — без понятия. Адель с целью исправить ситуацию и добавить сестре плюсов к карме, смотрит с надеждой на Рому, но тот никак не реагирует. Он то знает, что это правда, и, на великую печаль для своей крошки, наконец поворачивает на нее голову и слегка кивает. Подтверждает мою правоту, не спасает, и ее это дико бесит. Я же чувствую, что Мариночка почти готова, дарю улыбку, но эта сука вдруг берет и рушит мои надежды на скорое окончание, беря себя еще и в руки.
— И что с того? — усмехается, отпивая вина, — Пусть так, но твое происхождение не дает тебе защиты. Ты находишься в заложниках и в моих руках, а не наоборот, малышка. И кто теперь выиграл, а кто отсосал? Кстати, работай получше, с твоей сестрой мой брат не был таким нервным.
Внутри все долбит. Я знаю, что это видно, знаю, что не могу это скрыть, потому что, твою мать, не могу! Она точно также прекрасно чувствует, куда надо бить и как сильно, чтобы вывести меня из равновесия, и, клянусь, я знаю, что и она как будто делает это намерено.
«Марина ищет повода, чтобы мне врезать, но только спровоцировать на первый шаг хочет сама. Кажется, она ведет перекрёстный огонь, ее цель точно такая же, как моя…»
— Надеюсь, что вы закончили, девочки? — усмехается Максимилиан, приподнимая брови, — Можем начинать есть?
— Это хорошо, что ты вспомнила о моей сестре. Она тоже тебя бьет по происхождению.
— О, ну конечно…Ты серьезно думаешь, что это так важно? Ты настолько поверхностна?
— Я то как раз так не думаю, но и не я разыгрываю тут маски-шоу с королевскими коронами, а ты. Думаю, что при таком раскладе тебе будет интересно узнать, что Лилиана…