Цугцванг
Шрифт:
— Макс, пожалуйста. Отпусти меня. Ты же понимаешь, что я не стану…
— Я все сказал, — отрезает хрипло, — Будет так и никак иначе.
— Но ты хочешь запереть меня в четырех стенах одну! — быстро стираю слезы, стараясь удержать голос от провалов, которые все равно есть.
Выдыхаю, собираюсь. Не хочу, чтобы он думал, что я пытаюсь им манипулировать.
— Я сойду с ума. Сколько это будет продолжаться? Вдруг воплощение твоего плана займет…
— Ты просидишь там столько, сколько потребуется.
— Но…
— Амелия… — в голосе прибавляет рычания, а ручку двери его рука сдавливает до скрипа, — Не доводи до греха.
— По-твоему я хотела сидеть в золотой клетке и…
— Вот именно, — с давлением произносит, — Она золотая, будь благодарна, что я не запер тебя в каком-нибудь подвале, который ты заслужила на все сто процентов. Разговор окончен. Собирайся.
Дверь хлопает сильно, но не так, как уже хлопала сегодня, а я вдруг закрываю лицо руками и начинаю тихо плакать. Самое гадкое, что я прекрасно осознаю — это не только потому что меня приговорили к тюремному сроку, а потому что он сказал, что мы больше не увидимся…
«Что со мной не так?!»
Макс
Из окон кабинета открывается целая панорама на двор перед домом, и я наблюдаю за тем, как она идет к машине моего старшего брата, сжимает ладони. Оглядывается. В тайне я надеюсь, что она посмотрит на меня, найдет глазами, и одновременно молюсь, чтобы этого не произошло, потому что понимаю: если так случится, я не смогу ее отпустить. А надо…Амелия вызывает во мне нездоровые чувства и дикие желания, которые мне самому не нравятся. Из-за нее я не могу себя контролировать, все выходит и течет, как бурная река, то есть бессистемно и хаотично.
«Это совершенно неприемлемо!»
Наконец ее фигура пропадает в салоне, Миша захлопывает дверь, тоже оборачивается. Мне чудится, что он прекрасно видит меня, поэтому усмехается, но возможно это лишь воображение. Уже плевать. Утыкаюсь лбом в ледяное окно, медленно кручу головой, чтобы охватить всю его площадь и хоть немного остудить пыл, потому что, клянусь, еще секунда и я сорвусь в след за ними. Особенно явно чувство проявляет себя в момент, когда загораются задние габариты и тачка медленно стартует — я чуть ли не зубами готов уцепиться за что угодно, лишь бы не бежать следом, как гончий, безмозглый пес.
— Тебе настолько сложно ее отпустить? — усмехается за спиной Марина, на которую я даже не оборачиваюсь.
Не хочу отвечать на этот тупой вопрос, хотя он своей надменностью делает скорее доброе дело, нежели наоборот. Моя гордость поднимает голову, а вместе с ней уходят давящие чувства, рвущие жилы — она их грубо отрезает и пинками загоняет куда-то глубоко-глубоко, чтобы больше не видеть. Я за это благодарен. Отпиваю из стакана свой любимый виски и коротко смотрю на Марину, цыкаю.
— Не придумывай. Свалила — туда ей и дорога.
— Смеешь врать мне? Это даже не смешно.
— Закончили.
— Я тебя предупреждала, Макс.
— Я сказал — закончили! — повышаю голос, одариваю ее злым взглядом и добиваю порцию виски до конца, после чего отхожу от окна за новой.
Марина наблюдает тихо, но цепко, подмечая все детали в моем поведении. Старшая сестра в какой-то момент заменила мне маму, так что кто-кто, а она знает меня наизусть. Так и сейчас, она анализирует, копается, и это мне дико не нравится, потому что я не хочу слышать то, что итак
— Ты такой дурной, Максюша.
— Не смей меня так называть.
Огрызаюсь, но Марину это только веселит, и даже мои слабые попытки убрать ее руки со своей шеи не останавливают посмеивания. Благо она отходит сама, встает у бара, берет бутылку с вином и наполняет бокал. Я отгибаюсь на спинку кожаного кресла и смотрю в потолок: нет никакого смысла притворяться. Марина действительно видит меня насквозь, так что я предпочитаю не тратить силы, которых у меня и без того слишком мало, после дикого секса, на жалкие попытки сокрытия истины.
— Рядом с ней я напрочь лишаюсь контроля и способности думать, — неожиданно даже для себя говорю, но Марину это не удивляет.
Сестра смотрит в мою сторону коротко, снова опускает взгляд на бар, откуда вынимает бутылку с виски и наполняет стакан для меня.
— Чистый, как ты любишь.
— Давай только без нравоучений, ладно? — хмыкаю, стягивая стакан и делая глоток.
— Ты стал слишком много пить, Макс.
— У меня много головняков, а алкоголь помогает снять стресс.
— Есть способы получше.
Марина садиться на подоконник, кладет нога на ногу и смотрит в окно. Я смотрю на нее. Знаю, что ей хочется поговорить, поэтому знаю, что это непременно будет, так что готовлюсь морально и физически: затягиваю канаты на чувствах и делаю еще один глоток Macallan [12] . Горло жжет, ее взгляд переходит на меня, тоже жжет.
«Она видит меня насквозь…» — и я сдаюсь.
— В последнее время их нет.
— В смысле? В Москве закончились задницы?
12
"Macallan" — элитный шотландский односолодовый виски с невероятно богатой историей, насчитывающей боле двух столетий. Этот напиток, который созревает в бочках из-под хереса, выполненных вручную, уже давно стал атрибутом престижной жизни и чувства стиля. Виски уникален не только благодаря своим потрясающим вкусовым качествам, но и способу производства — в его состав входит всего один сорт ячменя под названием "Голден Промис", а перегонные кубы винокурни — самые низкие во всем мире, что дарит линии виски "Macallan" насыщенность и крепость.
— Я их не хочу.
— Не говори только, что эта девчонка так вскружила тебе голову.
— Секс не поможет.
Марина усмехается, тоже делает глоток, а потом пожимает плечами.
— Окей. И что ты хочешь сказать, что вы там наверху кроссворды разгадывали?
— Я ее не касался.
— Да ну?
— Сегодня исключение.
— А говоришь, что секс не помогает…
— Это был не секс. Мы трахались.
— О, какие высокие отношения.
— То, что было сегодня, нельзя обозначить иначе. Это был не секс, а ебля. Я ее ебал, потому что в противном случае…