Цугцванг

Фрей А.

Пальцами Мортиус приоткрыл рот девушке, параллельно послав какую-то студентку в больничное крыло.

Я неотрывно смотрела на девушку с постепенно сереющими глазами.

Я уже видела, как она умирает.

И я точно знала, что ее не спасти.

6. Жертва

Нас всех отправили по комнатам. Элизабет обеспокоенно ходила кругами по комнате. Она нервно перебирала свои светлые локоны, мерцавшие в сумеречной полутьме.

– Ты уверена? – спросила она, присаживаясь на самый край кровати. –

Надо сказать Мортиусу.

– Наверное… – произнесла я, сжимая губы. – Что-то не так.

– Что? – она была не тут. Глаза стеклянные, привычный розоватый румянец исчез, уступив место мертвенной бледности.

– Зачем она произносила сильное заклятье? Она ведь должна была тренироваться и знать, что у нее недостаточно сил.

– Если она была в твоем видении, значит уже все не спроста, Эстер, – голос Элиз задрожал, она сжала подол легкого синего платья. – Ты как? – она потянулась ко мне, накрывая своей теплой ладонью мои ледяные пальцы.

– Не знаю, потом подумаю, – мотнула головой я, сжимая руки подруги. – Тебе страшно?

Она жалобно закивала, не сводя с меня взгляд широко распахнутых зеленых глаз.

– Иди сюда, – еле слышно сказала я.

Шир будто бы только этого и ждала. Легким движением она скинула с ног туфли на небольшом каблуке, а за ними и повседневное платье, оставаясь в тонкой длинной майке. Соседка подняла одеяло и быстро пробралась ко мне, обвивая меня тонкими руками. Я сжала губы и машинально погладила ее по спине. В такие моменты Элиз казалась мне совсем маленьким беззащитным ребенком. Она часто забиралась ко мне в кровать, когда просыпалась от ночных кошмаров или бушующей грозы. Будто бы я могла как-то помочь ей.

Но я не могла помочь даже себе.

Мы молча лежали в полутьме, прижавшись друг к другу. Так было спокойнее. Я вдыхала тонкий цветочный запах ее парфюма и поступенно проваливалась в полусон. Тело будто приросло к прохладной постели. Постелили свежие простыни, запах чистоты был таким чужим, мешающим. Элиз тихо сопела куда-то мне в шею, ее длинные светлые ресницы беспокойно подрагивали.

Порой Элизабет казалась мне такой легкой, беззаботной, лишь потом я вспоминала, как первое время просыпалась от ее ночных стенаний после смерти бабушки. На утро, когда я хотела с ней заговорить, она как обычно весело щебетала перебирая украшения в шкатулке. Тогда я оторопела: как можно выть от боли до утра, а потом встать с самой сияющей улыбкой?

Сейчас я понимаю, что такой ее вырастили: скованной своими же ожиданиями.

Дышать было сложно, Элиз положила голову прямо на грудь. Я поморщилась и чуть подвинулась, стараясь не потревожить сон соседки. Она пробормотала что-то невнятное и прижалась крепче, сжимая пальцами мою руку. Я застыла, даже задержала дыхание, ожидая пока она снова уляжется. Так бывало, когда я пускала на колени обращенного анимага: в зверином обличье они крайне привередливы. Даже Ник будучи лисом протестующе впивается когтями в колени, когда начинаешь менять положение.

Я опустила потяжелевшие веки, утыкаясь носом в макушку соседки, чтобы не вдыхать

морозный воздух, режущий легкие. Я не спала, но была в каком-то странном промежуточном состоянии, когда не можешь пошевелиться и думать, но осознаешь все происходящее вокруг.

***

Холод. В обезлюдевшем внутреннем дворике, длинных пустых коридорах, под кожей и в голове.

Сумрак клубился в библиотечных полок, окутывал старые книги. Пыль, разбуженная моими робкими шагами, завальсировала в тонком желтоватом луче лунного света. Тишина тяжким грузом навалилась на плечи, заставляя сгорбиться, пробуждая какой-то глубинный инстинкт жертвы, заставлявший прятаться, замирать. Будто неподвижность могла спасти меня.

Я огляделась по сторонам, пытаясь понять, где я оказалась. В голове клубился туман, а кости ломало будто от жара. Я сморщилась, прикладывая ладонь к пылающим щекам. Глаза слезились.

– Надо возвращаться в комнату, – прошептала я самой себе, но стоило сделать шаг, комната опасно накренилась.

Я сделала несколько шагов, вцепилась в книжный стеллаж, жалобно застонавший под таким напором. Посреди библиотеки было нечто. Я прищурилась, стараясь разглядеть что-то, но все расплывалось, будто дразня меня. Колени подкосились. Воздуха не хватало. Темнота сгущалась, все отдаляя меня от ответа. Горло будто сдавили. Я широко открыла рот, стараясь глотнуть воздуха, но ничего не получалось.

Страх смерти. Он вшит в наши гены, курсирует вместе с кровью по всему телу. Он подгоняет, заставляет действовать даже тогда, когда кажется, что не получается ничего. Единственное, что я могу – это думать, вспоминать. Вспоминать, что я не приходила в эту библиотеку.

Смешки, вырывавшиеся из моего рта, больше походили на предсмертный кашель. По сути я умирала. Умирала, как и десятки раз до этого. Но смерть – долгий сон. Я закрыла глаза, все глубже проваливаясь в небытие.

***

– Эстер?

Я не видела ничего. Лишь ощущала на взмокшей коже дуновение прохладного ветра, запах недавно потушенной свечи и чей-то парфюм прямо под носом.

Зрение постепенно возвращалось. Я больше не паниковала, как в прошлый раз. Это неизбежно и временно, а значит, не стоит и капли моей тревоги.

Лицо прямо передо мной, размытое, непонятное. Еще одно. Их два. Или три? Я прищурилась, но они все отказывались соединяться в одно.

– Она в порядке? – этот голос был мужской, но чей?

– Должна быть… – Элиз. Ее певчую манеру речи я узнаю из тысячи. – Я позову Мортиуса…

– Нет, – это я сказала? Я была более, чем уверена, что я двинула языком, сомкнула и разомкнула губы, использовала свой артикуляционный аппарат, но все равно что-то было не то. Почему я это сказала?

– Что? – снова мужской голос. Я прищурилась, пока не разглядела Колина.

– Попить, – я приподнялась на локтях. На моей кровати вполне себе беспардонно расположился еще и Ник. – Это что?

– У меня чистые лапы, – слегка оскорбленно произнес он, за что мгновенно получил шлепок по плечу от Колина. – Ай… Ну правда же.