Цвет надежды
Шрифт:
— Да кому какое дело до «потом»? — зло спросил он.
— Не знаю, — неуверенно проговорила Пэнси. — Ты не помнишь, почему мы с тобой расстались?
— Потому что я не пришел на очередное свидание. Ты же сама не так давно напоминала.
— Да… Правда.
Улыбки, усталые, грустные и от этого еще более искренние. Он подхватил свою мантию и направился к лестнице.
— Драко!
Юноша обернулся.
Пэнси вдруг с болезненной отчетливостью поняла, что, возможно, видит его в последний раз. И уж точно им вряд ли случится поговорить по душам в ближайшее время. Если вообще случится…
Усталый мальчишка, растрепанный, в помятой рубашке — таким она почти никогда его не видела. Пэнси стало горько. За этот чертов выбор, который они не делали — ни один из них. За эту предопределенность,
— Спокойной ночи, — негромко проговорила она.
Он улыбнулся и взмахнул мантией, зажатой в кулаке.
— Пиши давай.
Юноша подмигнул и быстро взбежал по лестнице. А Пэнси все смотрела и смотрела на опустевший лестничный пролет, словно надеялась остановить время, повернуть его вспять. Прошлый год, когда они летом катались на лошадях, и он хохотал над чем-то. Или же прошлую зиму, когда он отказывался верить, что это — именно ее стряпня, и все косился на смеющуюся Марису Делоре, ожидая подвоха. Или же два года назад, когда он забыл прийти на свидание, и единственное, что она почувствовала тогда — это раздражение от уязвленного самолюбия. Как же они выросли с того дня. Как же изменился их мир!
* * *
Драко Малфой на миг остановился у комнаты старосты девушек. Мелькнула мимолетная мысль: толкнуть дверь… А дальше? Он сердито развернулся и шагнул к своей двери. Он не хочет знать, что происходит в этой комнате.
Так странно, наше воображение часто рисует гораздо более вдохновляющие картины, чем в состоянии воплотить реальность. Вот и за дверью, оставленной позади, было совсем не то, о чем мог подумать юноша.
В комнате все словно замерло. Негромкое потрескивание дров в камине, тиканье часов и дыхание… На кровати в обнимку лежали двое подростков. Девушка устроилась на груди юноши и крепко спала. Поверх ее нарядной мантии была наброшена его. Дорогая заколка оставила красный след на подбородке юноши, но он не шевелился, чтобы не потревожить ее сон. Он просто обнимал ее, глядя в огонь камина. Растрепанные волосы, чуть расстегнутая рубашка, закатанные рукава… Картина была почти домашней и почти уютной. Грегори Гойл про себя усмехнулся. В жизни так много этих «почти».
Блез спала около получаса, а он просто старался не думать ни о чем, кроме ее теплого дыхания, легко касающегося его кожи в расстегнутом вороте рубашки. От этого по всему телу бегали мурашки.
В этом странном вечере не было интимности, не было дурмана. Они разговаривали больше часа. Просто разговаривали, устроившись на кровати и хрустя наколдованным печеньем. О первом чемпионате мира по квиддичу, на который их совсем детьми взяли родители, о каникулах в доме Марисы Делоре, о сегодняшнем вечере. Людям, которых объединяет общее детство, всегда найдется о чем поговорить. И в этот вечер были лишь две запретные темы: Драко Малфой и завтрашний день.
А потом она уснула в его объятиях, и Грегори Гойл старался не думать ни о чем другом, кроме запаха ее волос, потому что обе запретные темы тенью нависали над этим уголком. Ведь Драко никуда не денется, и завтрашний день придет, как бы Грег ни желал обратного.
Блез пошевелилась во сне, и он поудобнее перехватил ее плечи. Надо же. Он так и не отвык от детской привычки — закатывать рукава рубашки. Их отцы никогда этого не делают. Грег посмотрел на тонкую повязку на левом предплечье. Его готовили к принятию Метки. Летом он ее принял. Всегда думал, что это произойдет вместе со всеми, но почему-то Лорд решил иначе. Они принимали Метку поодиночке, словно в этом был какой-то смысл. Тревожно, больно, неопределенно. Объявить о помолвке, принять Метку. Причем у всех в разном порядке. Так, например, про суженную ему объявили еще весной в день семнадцатилетия, а увидел он ее лишь летом, на следующий день после того, как его руку украсила татуировка. Странно, ведь у него тоже есть нареченная, только он почему-то этого совсем не ощущает. Может, потому, что встречался со своей миловидной невестой всего-то раз пять, и дальше разговоров дело у них не пошло. Как-то совсем уж правильно и традиционно получалось. Не то, что у Драко и Блез. Хотя… из близких отношений
Блез снова пошевелилась и потерлась носом о его грудь. Юноша на миг перестал дышать. Мысли о Драко, Метке, суженной и всех прочих мелочах вылетели из головы. И ему вдруг отчаянно захотелось быть великим волшебником, чтобы остановить время. Хоть ненадолго…
* * *
Гарри Поттер задумчиво смотрел в заснеженное окно. И что с того, что в кромешной тьме ничего не видно? Видеть — не самое главное. Юноша прижался лбом к стеклу. Он проводил Кэти до ее спальни и пообещал, что сам пойдет отдыхать. На каникулы он собирался остаться в школе, да и Кэти сегодня, волнуясь, шепнула, что родители позволили ей не приезжать. По блеску ее глаз Гарри вдруг понял, что ему придется призвать всю свою стойкость на эти несколько дней, ибо он по-прежнему был убежден, что пятнадцать лет — это не тот возраст, в котором девушки могут принимать взвешенные решения.
Кэти… Кэти…
Юноша оттолкнулся от подоконника и добрел до кресла, подхватил свою смятую мантию и перебросил на диван, сел, закрыл лицо руками.
Интересно, бывает так, что любишь одного человека, а вполне сносно можешь жить с другим? Теоретически, наверное, но вот на практике…
Своей семьи у Гарри не было, но почему-то он твердо знал, что его родители любили друг друга и в этом вопросе вряд ли бы помогли советом. Семья Рона? Ворчливая Молли и добрый, похожий на провинившегося подростка, Артур… В их доме было тепло, он был озарен любовью… Дурсли? Гарри искренне сомневался в наличии у них хоть каких-то чувств, не говоря уж о возвышенных.
Так возможно ли это?
Юноша откинулся на спинку кресла и посмотрел в высокий потолок.
Так странно. Почти двадцать лет назад в этой самой гостиной сидел подросток, который смог бы ответить на этот вопрос. Сириус Блэк в один из зимних вечеров именно здесь целовал одну девушку, а думал о другой. В тот вечер, и в следующий, и через неделю, и через год… При этом вряд ли Эмили Кристалл могла упрекнуть его в невнимательности все эти годы. Она жила в его квартире в Лондоне, она встречала его с работы, видела его улыбки и старалась не замечать его взглядов в никуда. Она даже была по-своему счастлива. Ведь он был с ней.
Был ли счастлив он? Окружающие сказали бы — да, насколько это было возможно в мире, где шла война. А друзья? На то они и друзья, чтобы видеть больше остальных. Но и они соглашались с его улыбкой и смехом. Потому что это был его выбор. Но, наверное, будь он сейчас рядом, он бы мог предостеречь своего крестника от юношеской веры в собственные силы. Ведь в свои шестнадцать Сириус Блэк верил, что сможет, справится. Он был слишком самонадеянным мальчишкой.
Гарри закусил губу и повернулся в сторону лестницы, почувствовав чье-то присутствие. На нижней ступеньке стояла… Гермиона. От ее вида в груди что-то сжалось в болезненный узел. Растрепанные волосы, потерянный взгляд… Ее нарядное платье сидело как-то странно, а на плечи была накинута теплая шаль, которую миссис Уизли связала ей на прошлое Рождество. Кажется, она не замечала его присутствия, да и, вообще, вряд ли понимала, зачем сюда пришла.
Неведомая сила подбросила Гарри на ноги. В долю секунды он оказался перед ней.
— Гермиона… Что с тобой?
— Гарри? — в ее глазах заблестели слезы. — Гарри, — всхлипнула девушка и бросилась ему на шею.
Юноша потерянно прижал ее к себе. Что происходит? Таких надрывных рыданий он не слышал давно. Проведя рукой по ее спине, он вдруг понял, почему платье сидит так странно — оно было расстегнуто до середины. Да что же происходит?
— Ш-ш-ш-ш, все хорошо.
Юноша подтолкнул ее к дивану, заставляя присесть. Сам устроился рядом и попытался заглянуть в ее лицо. Безуспешно. Девушка уткнулась в уже порядком промокшую на его плече рубашку и расплакалась с новой силой. Гарри понял, что начинает впадать в панику. Он всегда терялся при виде ее слез. Кто угодно, но не она. Он потянул ее на себя, заставляя забраться на диван с ногами и прижимая к своей груди, будто маленького ребенка, раскачивая, убаюкивая и шепча какую-то бессмыслицу.