Цвет надежды
Шрифт:
* * *
Ее вызывали в Аврорат еще три раза. Те же вопросы. Те же интонации. Словно один человек писал сценарий этих бесед. «А может, так оно и было», — думала Нарцисса, откинувшись на мягкую спинку сиденья. Экипаж с гербом Малфоев вез ее в сторону поместья. Наверное, этих людей учили вести допросы, путать резкими переходами от одной темы к другой, внезапно меняя доверительный тон на жесткий, сострадание на обличение. Наверное, это и есть оборотная сторона работы аврора. Интересно, Сириус любил эту часть работы? Почему-то казалось:
Си-ри-ус. Си-ри-ус. Нарциссе было хорошо в этих грезах. В них не было войны, разлуки, страха. Только бесшабашный мальчишка с пронзительным взглядом синих глаз. Словно не было этих пятнадцати лет. Словно ничего не плохого произошло. Грезы уводили, путали, смущали. Возвращение к реальности каждый раз оказывалось болезненным и ненужным, но неизбежным.
Однажды утром, когда она просматривала отчет о расходовании средств детского приюта, в гостиную вошел Люциус. Просто и буднично, словно вернулся с верховой прогулки. Он не был в этом доме пятнадцать дней. А казалось, только пятнадцать минут.
Нарцисса, сидевшая на большом диване, поджав ноги, удивленно вскинула голову. Их взгляды встретились.
Он немного похудел, выглядел усталым и слегка подавленным.
— Здравствуй, — его голос прозвучал глухо.
— Здравствуй.
Мужчина пересек комнату и опустился в одно из мягких кресел.
— Прикажи подать кофе, пожалуйста.
Нарцисса кивнула и позвонила в серебряный колокольчик, лежавший на журнальном столике среди вороха пергаментов.
— Может, ты хочешь позавтракать?
Люциус пожал плечами. Подумал и кивнул:
— Пожалуй.
Нарцисса распорядилась насчет завтрака и поднялась с дивана. Она до сих пор носила черное. Вот и сейчас на ней был черный костюм. Неосознанно. Ее душа хотела этой малости. Сейчас она вдруг подумала, что Люциус истолкует это однозначно, и внезапно поняла, что ее это не волнует.
— Меня вызывали в Аврорат.
Люциус посмотрел на нее снизу вверх, отбросил волосы с лица:
— И?
— Спрашивали о тебе, Марисе, просили показать предплечье. Я ответила, что не знаю, где ты. На требование раскрыть местонахождение поместья сослалась на родовую защиту.
— Правильно.
Нарцисса кивнула. Она и сама понимала, что правильно.
— Ты… молодец, — устало проговорил Люциус.
Нарцисса снова кивнула.
— Я хотел убедиться, что у тебя все в порядке.
— Пойдем завтракать.
Женщина быстро вышла из комнаты.
Они сидели в большой столовой в гробовом молчании. Нарцисса равнодушно крошила вилкой румяную запеканку. Откалывала
Молчание было не просто напряженным. Оно было… фатальным. Этим двум людям абсолютно нечего было сказать друг другу.
Нарцисса понимала, что Люциус подавлен и сломлен. За шестнадцать лет брака она впервые видела его поникшие плечи и дрожащие руки. Он всегда старался производить впечатление сильного человека. Своего рода комплекс. Больше всего Люциус Малфой боялся, что кто-то заподозрит его в слабости. Отсюда и специфические методы воспитания сына. Отсюда агрессия и ледяной тон в общении с семьей. А ведь если бы он хоть однажды просто поговорил с Драко, спустился со своего сияющего пьедестала и рассказал что-то настоящее, что-то, что позволило бы Драко увидеть в отце человека… Но нет. Люциус Малфой был выше этого. Всегда.
А вот сейчас Нарцисса видела, что ему плохо. Умом она понимала, что сейчас он, как никогда, нуждается в помощи и участии. Выговориться, просто почувствовать поддержку. Но в ее голове упорно вертелась мысль: «Он видел, как погиб Сириус. Он был среди этих людей».
— Как Драко? — подал голос Люциус.
— Спасибо. Хорошо.
— Пишет?
— Да… Люциус, — он вскинул голову. — Я хочу, чтобы ты был в курсе: я беседовала с Дамблдором.
— Когда? — вилка дрогнула в его пальцах.
— В день твоего ареста.
— Зачем?
— Я… говорила о Драко. Дамблдор уверил, что позаботится о нем.
— Нарцисса, Драко не ребенок. Тебе не стоило подвергать себя опасности.
— Опасности не было, к тому же я не могла оставаться в неведении. Мне пришло официальное письмо.
— Об аресте?
— Да. И еще о… гибели Сириуса Блэка.
Люциус отложил прибор и потер лицо. Некоторое время молчал, а потом поднял на нее напряженный взгляд.
— Он погиб в бою, — Нарцисса едва сдержала желание обхватить себя за плечи от звуков этого негромкого голоса. Ей казалось, что в обеденном зале стало нестерпимо холодно. — Я… не очень хорошо знал Блэка, но мне казалось — это именно то, о чем он мечтал. Стать… героем.
— Он просто хотел жить, Люциус. И все. Геройство и смерть — это совершенно разные вещи.
Собственный голос показался чужим и далеким.
— Извини.
Тишина.
— Я… соболезную.
Нарцисса пожала плечами. В столовой вновь повисло молчание. Нарцисса подняла взгляд к большому окну напротив. На улице начинал моросить дождик. Серый. Унылый. Вдруг захотелось выйти под этот дождь и пойти, куда глаза глядят, не разбирая дороги, ступая по лужам. Когда она в последний раз гуляла под дождем? Кажется, в прошлой жизни. А как было бы хорошо: идти по лужам, чувствовать, как вода затекает в дорогие туфли, и ощущать себя живой и счастливой.
— Где ты был это время? — Нарцисса спросила не из желания знать, а потому что внезапно захотелось разбить нависшую над столом тишину. Тишина раздражала, давила. В доме, в котором живут люди, не должно быть такой густой тишины. В доме должны звучать смех, голоса…
— В Ирландии.
Продолжения не последовало. Нарцисса на миг задумалась: сказать или нет.
— После Азкабана я побывал у Фреда, — голос прозвучал глухо.
— Значит, ты знаешь… — Нарцисса подняла взгляд на мужа.