Цвет небес
Шрифт:
— Хочешь гулять? — спросил Питер.
— Конечно!
Мы обежали дом, наперегонки стремясь к качелям из автомобильной покрышки, висевшим на старом дубе.
— Можешь покататься первой, — предложил Питер. — Я тебя подтолкну.
Я залезла в покрышку и крепко обхватила её руками. Старая веревка трещала, как и ветка, к которой были привязаны качели. Питер раскачивал качели, пока у меня не начала кружиться голова.
— Хватит! Перестань! — закричала я, смеясь и дергая ногами, зная,
Питер ухватил меня за коленки.
— Вот и все. Видишь? Ты не двигаешься. — Он широко улыбнулся мне.
— Очень вовремя.
Я пыталась сосредоточиться на его лице. Голова кружилась, но я все равно видела золотистые искорки в его карих глазах. Он не убирал теплые ладони с моих коленей.
С Питером мне всегда было так хорошо.
В эту минуту я на что-то отвлеклась и посмотрела в сторону дома.
— Это Мэтт, — сказал Питер. В его голосе прозвучали нотки недовольства.
В моем животе, напротив, запорхали бабочки, хотя, возможно, это было лишь последствием катания на качелях. Я не была уверена. Знала лишь, что Мэтт пришёл, и сейчас мы здорово повеселимся.
Он побежал в нашу сторону, рассекая воздух, как самолет, и свистя, как торпеда.
Питер отошёл с дороги.
— Меня подстрелили! Я падаю! — Мэтт прижал ладонь к груди и рухнул на траву. Он несколько раз перекатился и замер, лежа навзничь, раскинув руки в стороны, прямо у моих ног. Он лежал неподвижно с закрытыми глазами.
Питер тихо хихикнул и покачал головой, пока я смотрела на Мэтта и хохотала как сумасшедшая.
— Ты чокнутый.
Мэтт открыл глаза и улыбнулся мне. Его глаза не были похожи на глаза Питера. Они были глубокого синего цвета, совсем как октябрьское небо.
— Точно сойду с ума к завтрашнему вечеру, — согласился он. — Мистер Хьюберт доведет меня до безумия, я знаю.
Питер протянул ему руку и помог подняться.
— Ну, только не беси его. Просто делай, что он говорит.
— Ты же знаешь, я так не умею. — Мэтт убрал травинки со своей джинсовой куртки.
Ощутив внезапный прилив энергии, я вытянула ноги и отклонилась назад, пытаясь раскачаться. Мэтт слегка подтолкнул меня раз, потом ещё раз и ещё, до тех пор, пока я не начала взлетать очень высоко.
— Выше! — кричала я.
Мэтт начал толкать сильнее. Веревка скрипела по толстой ветке. Листья тряслись и дрожали.
— Спорим, я смогу раскачать тебя так, что ты достанешь до верхушки!
Питер окинул взглядом веревку.
— Лучше притормози, — предупредил он. — Ветка скоро сломается.
— Вовсе нет, — возразил Мэтт.
— Вовсе да.
Мэтт поймал покрышку и остановил меня.
— Тогда пойдем к озеру, — сказал он. Опустил глаза
— Хочешь, принесу тряпку? — предложил Питер.
— Не-а. Всё равно. Как вы? Хотите пойти?
Питер ответил за нас обоих:
— Нам не разрешают ходить к озеру после ужина.
Туда нужно было идти десять минут через лес, и наши родители строго запрещали нам делать это вечером. Только днем.
— Да ладно, пойдем, — уговаривал Мэтт. — Родители Коры и мой папа знают, что мы здесь, а ты можешь сказать маме, что мы пойдем во двор к Коре. Они никогда не узнают, где мы были на самом деле.
Это было так. Наверное, они не узнали бы, и я очень хотела пойти. На улице было безветренно. Вода, должно быть, блестела как зеркало.
— Сегодня последний день каникул, — осторожно напомнила я.
Питер твердо заговорил:
— Нет. Это неправильно. Наживем себе неприятностей.
— Не наживем, если родители ни о чем не узнают, — возразил ему Мэтт.
— Но ведь могут и узнать, — ответил Питер.
Мэтт пожал плечами, а затем забросил ноги на ветку и повис вниз головой. Кончики его волнистых волос касались травы.
— Моему папе в любом случае все равно.
Я с ним не согласилась. Мы с Питером могли бы получить нагоняй, а Мэтту в такой ситуации точно быть битым.
Но об этом никто не говорил, потому что отец Мэтта воспитывал детей один. Он овдовел, когда Мэтту было семь. Мать Мэтта упала с лестницы и сломала шею. Об этом ходило много слухов. Говорили, что её лицо смотрело в обратную сторону.
Мой отец работал городским врачом, и именно ему пришлось осматривать её, когда скорая помощь привезла тело в больницу, но он об этом никогда не заговаривал. Долгие годы после той трагедии мне снились кошмары, потому что мать Мэтта была очень красивой, с длинными черными волосами, красной помадой и вечно улыбающимися огромными голубыми глазами, обрамленными длинными ресницами.
— Так мы идем или нет? — спросил Мэтт, все ещё цепляя волосами траву.
— Нет, — сказал Питер. — Завтра в школу.
Мэтт качнулся вперед и спрыгнул, встав на ноги.
— Жалко, потому что сегодня прекрасный вечер. Готов поспорить, что в озеро сейчас можно смотреть, как в зеркало.
— Вот так мы и жили, Софи. Мэтт и Питер были моими лучшими друзьями. Теперь я понимаю, что была связующим звеном нашего трио. Сомневаюсь, что без меня они бы дружили. Слишком разными людьми они были.
Спустя примерно два года я после ужина готовилась к экзамену по математике и через час корпения над задачами решила, что полностью готова.