Цветочек. Маска треснула. Том 2
Шрифт:
Каждый раз, когда он вырывался и прилетал повидать дочь, было одно и то же. Когда девочка оказывалась в поле зрения змеелюдов, они полностью переводили внимание на неё и смотрели как загипнотизированные. Тонкие губы кривили лёгкие улыбки, а в глазах появлялось что-то такое мечтательное, труднообъяснимое. Если девочка падала на чей-то хвост, останавливалась рядом с каким-то нагом или ей приходил на помощь кто-то из часовых, то змеелюд оказывался в полной её власти. И никто не пытался вырваться. Провести время с ребёнком, когда он сам выбрал тебя
Идан всегда считал нагов с юга Шаашидаша грозными и опасными противниками, дикими и необузданными. На их территории существовали свои законы, и для чужаков они были неласковы. Рядом с малышкой их дикость особенно бросалась в глаза. Будто подранный в схватках тигр-людоед сидел рядом мягколапым котёнком, следил, как тот с задранным хвостом гоняется за жуками, и с величайшей милостью сносил мелкое шкодничество. Рядом с его дочерью – Идану не приходилось видеть здесь других детей – они выглядели так, будто им очень интересно всё, что она им говорила, показывала. Они с удовольствием и без всякого стеснения играли с ней, катали на своих плечах, хвостах.
Малышка была окружена вниманием со всех сторон. И именно это вызывало тревогу в сердце Идана. Уезжая, он напоминал себе, что наги никогда не позволят себе посмотреть на ребёнка как на женщину. Это запрещали их законы, традиции и инстинкты. Но кто мешает какому-то ушлому змеелюду провести ритуал единения жизней и потом просто дождаться, когда девочка войдёт в нужный возраст?
Порой разум брал вверх и Идан успокаивался. Нет, ни один наг не поступит так низко. Женщине по закону полагается выбор, а какой выбор может сделать маленькая девочка? Но потом он вновь вспоминал томительно-мечтательные взгляды, подрагивающие ноздри и славу южных нагов, за которыми закрепилась репутация нарушителей законов и традиций.
Калерлея так и замерла позади Идана, уставившись на кроху широко раскрытыми глазами. Мысли и чувства смешались, женщина сама не могла понять, что она чувствует, чего ей хочется. В груди нарастал стук сердца, ток крови загремел в ушах.
Крепкий смуглый ребёнок с плотными ножками и ручками, одетый в лёгкое светлое платьице. Босая, пяточки грязные, на подоле зеленеет свежее пятно. Волосы волнистые, очень тёмные. Девочка стояла боком, и Калерлея не могла рассмотреть её лицо. Видела только пухлую щёчку и длинные чёрные реснички.
Горло сдавил спазм, а язык присох к нёбу.
Идан не стал спешить к дочери, хотя волк внутри рвался к щенку. Очень хотелось вылизать хорошенькие ушки девочки. Почему-то к ним у Идана была особенная слабость.
Повернувшись к террасе, он слегка склонил голову, приветствуя лежащую там пару.
– Доброго дня, наагариш, наагаришея.
– Думал, прилетишь быстрее, – наагариш Гайраш расплылся в пугающей улыбке.
Он был длиннее любого из присутствовавших нагов. Белокожий, с длинными сочно-рыжими, почти оранжевыми волосами. Глаза такие же рыжие, лицо скуластое, хищное, губы тонкие и длинные. Красавцем
А вот его жена, наагаришея Сина, была совершенно иной. Первые слова, которые приходили на ум, когда на смотришь на неё: «Какая же она славная». Дочь наагашейда Дейширолеша унаследовала от отца чёрный хвост и чёрные волосы. Но вот красивое лицо было нежным и мягким, а зелёные глаза напоминали отца только цветом. Больше всего наагаришея походила на свою мать, спокойную, рассудительную и жёсткую лишь тогда, когда это было нужно.
– Пасс Идан, надеюсь, добрались вы хорошо, – улыбнулась наагаришея и привычным жестом схватила ревниво вскинувшегося мужа за пояс.
Тот слегка успокоился, но хвост продолжал нервно дрожать. Ой, не любил наагариш, когда его супруга любезничала с другими мужчинами. Не любил, но приходилось терпеть. Госпожа Сина, конечно, была ласкова и нежна, особенно со своим диким и ядовитым змеем, который с ума сходил от её заботы, но могла и сожрать. Идан слышал, что перед свадьбой она едва не порвала наагариша. Спасла того собственная ядовитость. Его подчинённые ценой своих хвостов удержали взбешённую наагасахиа, уберегая её от отравления.
– А? – девочка, услышав знакомое имя, вскинула головку и уставилась на отца жёлтыми, почти янтарными глазами. – Папа! – взвизгнула она и бросилась к Идану.
Тот побежал навстречу, поймал дочь и жадно расцеловал её личико и да, ушки. Боги, как он тосковал! Как он хотел обнять её! Волк исходил радостным воем. Будь он сейчас на свободе, на пузе бы ползал перед ребёнком.
– Папа Гайраш, ма Сина! Папа Идан тут, – радовался ребёнок.
Калерлея пошатнулась.
Идан предупредил её, что дочь зовёт супружескую пару нагов мамой и папой.
– Ей нужны были родители. Я не мог быть ей отцом, не мог быть рядом. Ты тоже не могла быть ей матерью.
Идан предупредил, но всё равно стало неожиданностью, когда малышка назвала мамой эту красивую нежную женщину и отцом – этого пугающего мужчину. Калерлея словно очнулась и по-новому взглянула на то, что её окружало.
На место, где росла её дочь.
Красивейший дом, утопающий в зелени. Дорогие игрушки, разбросанные сейчас по террасе, забота, постоянное внимание, обожание.
Безопасность.
Калерлея вспомнила, что ждёт её дома. Сухая пыльная земля. Отсутствие крова над головой. Шаткое положение. Ненависть. Война. Убийства. Постоянное ожидание удара в спину.
Что она и Идан могли дать этому ребёнку?
Паника накрыла её. Зачем она приехала? Бередить себе рану? Что она сейчас скажет этой маленькой девочке? Что заберёт её из этого прекрасного места в дом, где её будут ненавидеть? Что она скажет?!
Идан будто почувствовал её панику и повернулся. Дочь сидела у него на руках и с интересом уставилась на незнакомую перепуганную женщину.