Цветок греха
Шрифт:
– Добрый вечер, Шаннон. – Голос Мегги был ровным и сдержанным. – Как вам у нас? – Не ожидая ответа, повернулась к сыну: – Опять что-то ел? Я же вижу, Мерфи. Ты ответишь по закону, если у него разболятся зубы!
– Они же все равно все выпадут, – оправдался тот.
И в это время к их столу подошел высокий темноволосый мужчина.
– Шаннон Бодин, – сказала Мегги, – это мой муж, Роган Суини.
– Приятно познакомиться с вами. – Он пожал руку Шаннон. – Хорошо проводите время?
– Спасибо, – ответила она. – Это вас я должна благодарить
– Только косвенно. – Он взял еще один стул и поставил так, что Шаннон поневоле пришлось немного подвинуться и оказаться еще ближе к Мерфи. – Мне говорил Гоббс, что вы работаете у Рай-Тайлментона. В Америке мы пользуемся услугами рекламного агентства Прайса.
– Мы лучше, – сказала Шаннон. Роган усмехнулся.
– Не сомневаюсь. Учту ваше замечание.
– Только не надо о делах, – сказала Мегги. – Мерфи, сыграй что-нибудь хорошее.
Он заиграл танцевальную мелодию, извлекая из своего небольшого инструмента, с виду такого простого, довольно затейливую музыку. Кто-то из присутствующих пустился в пляс. Шум нарастал.
– А вы танцуете?
Губы Мерфи были Так близко от ее уха, что Шаннон ощутила его дыхание.
– Так не умею. – Она кивнула в сторону танцующих. – Но вы, по-видимому, отлично это делаете? Вы же…
Она не договорила. Он, прищурившись, посмотрел на нее и потом произнес:
– Простой ирландец. Это вы хотели сказать?
– А что такого? Любому народу свойственны свои особенности. Каждый ирландец, и вы в том числе, наверняка любит плясать, пить, петь, спорить. А также сочинять печальные стихи, И еще считать себя всегда страдальцем и бунтовщиком.
Казалось, он задумался над тем, что услышал, продолжая наигрывать и отбивать ногою ритм.
– Это правда, – донеслись до нее его слова, слившиеся с музыкой и звучавшие почти как песня. – Мы мятежники, и мы страдальцы. Мы и то, и другое. Много веков подряд. – Он внезапно перестал играть. – А вы совсем утратили связь с предками?
– У меня ее и не было. Отец в третьем или четвертом поколении американец, а у матери, можно считать, вообще не существовало семьи. Они отвергли мою мать.
Ее речь звучала почти как извинение, и он с некоторым удивлением взглянул на нее. Затем заиграл снова. На этот раз что-то печальное и такое нежное, что Шаннон почувствовала, как глаза ее увлажнились.
Брианна начала тихонько подпевать, другие присоединились, и вот уже зазвучала песня о смелом солдате Джеймсе Конноли, отдавшем жизнь за свою страну.
Когда голоса умолкли, Шаннон не сразу смогла унять волнение.
– Странная песня, – сказала она потом. – Такая мелодичная, ласковая, а поется в ней про казнь.
– У нас не принято забывать о героях и мучениках, – резко сказала Мегги. – А правда, что в вашей стране устраивают туристские аттракционы на бывших полях сражения? Например, в Геттисберге? (Геттисберг – город в США (штат Пенсильвания), где в июле 1863 года, во время Гражданской
Шаннон бросила на нее мимолетный пристальный взгляд и, сделав над собой усилие, спокойно сказала:
– Да, это так.
Чтобы подлить масла в огонь, Грей сказал:
– А еще многие у нас любят сейчас заявлять, что, живи в то время, они были бы на стороне южан.
– За рабство? – фыркнула Мегги. – Для вас-то это теперь игра, а мы здесь знаем о нем побольше.
– Ну уж не о рабстве. – Грей охотно подхватил возможность вступить в спор. – Просто у вас тут всегда был другой способ и уровень жизни.
– Это их вечная отрада – поспорить о вполне явных вещах, – заметил Роган, снимая с колен Мерфи уснувшего там сына и устраивая его у себя на коленях. – Что вы хотели бы увидеть здесь? – обратился он к Шаннон. – Мы будем рады помочь вам.
– По крайней мере хотя бы еще одни руины, – ответила она, искоса взглянув на Мерфи.
– Грей все уже забрал и воткнул в свои романы, – сказал тот со смехом.
– Ничего подобного. Парочку оставил. – Брианна поднялась из-за стола. – Пойду посмотрю, как там Кейла. Кто хочет еще выпить?
– Не откажусь, – сказал Мерфи.
– А вы, Шаннон?
– Пожалуй, тоже.
– Я принесу. – Роган передал сына в руки Мегги и пошел к стойке.
Шаннон с удовольствием отметила его хорошую, чисто английскую речь, простоту в обращении.
– А эту вы знаете?
Мерфи слегка подтолкнул Шаннон и снова заиграл.
– Ой, это «Ярмарка в Скарборо»! – воскликнула она
То была старая песенка Саймона и Гарфункеля, когда-то беспрерывно звучавшая по радио.
– Вы поете, Шаннон?
– Как всякий, у кого есть горло и радиола. – Она всмотрелась в работу его пальцев, нажимавших на кнопки концертины. – Откуда вы знаете, какую нажать? Даже не видите их.
– Потому что мелодия у меня в голове.
– Но ведь…
Она не договорила. Он взял ее за руки, осторожно положил пальцы на кнопки инструмента. Нажал на пальцы, вызвав звук, который рассмешил ее.
– Не смейтесь, – сказал он. – Можно сделать и покрасивей. Было бы только желание, ну и чуть-чуть умения.
Она провела пальцами по кнопкам, вызвала новую серию какофонических звуков.
– Наверное, не мешает иметь и немного таланта, – заметила она и снова засмеялась, на этот раз от удовольствия, когда из-под пальцев, которыми он управлял, родилась какая-то осмысленная мелодия.
Тряхнув головой, она обратила к нему сияющие глаза. Ощущение, наполнявшее ей сердце, было столь же приятным, как музыка, и почти таким же радостным.
– Ну, что чувствуете? – улыбаясь, спросил он.
– Как будто я такая же умная и способная, как эта музыкальная коробка.
Их глаза встретились. «Пожалуй, – подумалось ей, – без большого преувеличения можно сейчас сказать, что я нахожусь в его объятиях».