Цветок камнеломки
Шрифт:
А специальный человек Петр Семенович спросил по существу:
– А чем заменили-то?
Помедлив, директор с сомнением поглядел на него, а потом, на что-то решившись, извлек все из того же портфеля (вторая бутылка - кончилась) средних размеров детальку и метнул ее вопорошающему.
– Кондюк. А для ряда изделий, - как сказала одна там сволочь в вагоне метро у меня за спиной, - монтаж в обычном смысле слова вообще отпал.
– СБИС-ы?
Когда главный инженер выговаривал это слово, лицо его приобрело совершенно непередаваемое выражение. Некую трудноописуемую смесь кривого презрения, глубокого недоверия и ненависти.
– Это само собой, - пьяный директор осаждающе махнул на него рукой, - там имели место… Место имели… ф-фу… какие-то намеки на сильноточную технику. Даже на большие РЛС… Врут, наверное. Так, - он провел по онемевшему лицу, - давайте, братцы, закругляться… Домой я не звонил, что приеду… Зинаида Николавна! Зиночка!
Проводив мужчин, она развернула бурную деятельность: перво-наперво добыла из каких-то вовсе непостижимых и невероятных мест легкую, как перышко, мягкую подушечку и подложила ее под щеку шефу, потом у кого-то конфисковала югославский плед и крадучись подошла к нему снова. Тот спал, беспокойно скорчившись, и что-то бессвязно бормотал во сне. Она сняла с него ботинки и шелковые французские носки, погасила свет, тщательно запрела дверь, распустила роскошные волосы, на которые ему и в голову не пришло хоть когда-нибудь обратить внимание, и, наконец, осуществила свою давнюю мечту, - разделась и залезла к нему под одеяло. Уж теперь-то он не отвертится.
Федотов совершенно внезапно, впервые в жизни удостоился высокого начальственного внимания. Директор треста Подтяжкин вообще редко обращал внимание на мелкую служебную шушеру, копошащуюся под его ногами. В результате длительной практики он выработал совершенно особый взгляд, направленный сквозь подчиненного - и вдаль, благодаря чему никому из них даже и в голову не приходило поздороваться с ним, к примеру, в коридоре. Кроме того, - имела место своего рода селекция, отбиравшая тех, у кого к такому взгляду имелась своего рода врожденные способности. Федотов, по крайней мере, был искренне уверен, что директор действительно не видит его. Даже и в упор. Существует только сравнительно ограниченное число способов трансформации лица просто в лицо начальственное. Один из них состоит в обретении выражения постоянной замороженности и одеревенелости. Случай с Подтяжкиным относился именно к этой категории. Худое, амимичное лицо и глаза хека свежемороженого. Его возили в черной "Волге", поскольку подобное уже было ему положено по статусу. Из присутствия - он мог исчезнуть в любой момент, отсутствовать там - совершенно неопределенное время, и всем этим как-то неощутимо подразумевалось само собой, что занят он - ис-сключительно стратегическими, особую важность представляющими проблемами. Это был в истинном смысле этого слова - ненормированный рабочий день. Чутье особого рода… у него, похоже, сохранилось, - без этого он не достиг бы своей нынешней ступеньки иерархии, и, ежели когда случалось начальство, он каким-то образом неизменно оказывался на месте. В подобных случаях он благообразно, умеренно оттаивал. Но, в общем, на работе он появлялся тогда, когда ему это было удобно. Это событие произошло, как на грех, именно в тот момент, когда на трестовскую стоянку вырулил на своих "Жигулях" припоздавший по семейным обстоятельствам Федотов. Увидев начальственный автотранспорт, он сделал озабоченно-деловое лицо и сделал было маневр повернуться к директору чуть более, чем в профиль, но не успел: Иван Семенович, неторопливо восстав из автомобиля, увидал вдруг его "копейку" и замер. В выражении лица его даже появилось нечто человеческое. Наконец, он закрыл приоткрывшийся было рот и не без хрипотцы в голосе спросил:
– Это… Федотов… э-э-э… Что это у тебя за… машина?
– Здравствуйте Иван Семенович все та же "единичка", откуда у меня другая, - произнес он натянув на лицо чуть подобострастную улыбку и почти без пауз, - возьмется?
Он, понятно, увидел, что на шефа вид его машинки произвел значительное впечатление, но все-таки не представлял, на самом деле какое. Черно-лаковое великолепие его "Волги" совершенно терялось на фоне благородного, небывалого, какого-то приглушенно-радужно-черного колера "копейки". Действительно, из-за него, в том числе из-за него машина выглядела совершенно неузнаваемой. Хотя, с другой стороны, перефразировав выражение Понтия Пилата, - зададим себе вопрос: а что, собственно, значит выражение "выглядит неузнаваемой"? Она была неузнаваемой. Причем в куда большей мере даже, чем можно было судить на глаз. Хотя сильнее всего в этой ситуации Федотова поразил тот факт, что Подтяжкин, оказывается, знает его и даже помнит по фамилии.
– А… красочка… красочка такая - откуда?
– Так ведь, Иван Семенович, - один из самых модных в Европе колеров. "Сапфир", "перламутр", да это - "черный жемчуг". Один рукастый парнишка по знакомству сделал. Я ж тут в прошлом месяце с воротами поцеловался, вот и пришлось… Он отрихтовал, ободрал, да и говорит, мол, хочешь, мол, покрою по фирме? Как сказал - почем, так я, понятно, почесался, но, как говорится, снявши голову… А что - очень по-моему. Только он говорил, - это не вполне краска.
– Ты это… Адресок черкни…
– Ой, прямо и не знаю… Он, Иван Семенович,
У "пуганого парнишки" был один из первых образцов изготовленного заговорщиками так называемого "АПШ", что в развернутом виде обозначало "Активный Программируемый Штамп". Это изделие включало МПБ (хотя тут хватило бы и чего-нибудь попроще), кодирующее устройство, две фиксирующих плиты из предварительно-напряженного материала, и сто двадцать килограммов Керстовских псевдомышц. Пуганый парнишка, сорока трех лет от роду, со сплошь стальными зубами в сизых деснах и целой картинной галереей на груди, плечах, пальцах, коленках и более интимных местах при этом, что, вообще говоря, встречается не так уж и часто, помимо хороших рук имел вкус к хорошей работе. Он брал покореженную часть обшивки, - а то и просто лист металла надлежащей толщины, - ориентировал его в своем АПШ и набирал код, после чего агрегат медленно, плавно выдавал свои до пятнадцати тысяч атмосфер включительно. При этом холодный металл тек, как разогретый воск и охотно восстанавливал необходимую форму. Или же принимал какую-то новую. Электричества этот самый АПШ жрал немеренно, но дело того стоило. "Спецура" модификации "ЧМ; СК-СИ//Н, Х, М,М" в считанные минуты снимало с детали все покрытия, АПШ восстанавливал ее форму, и уже тогда наступал черед "сапфира" или там "черного жемчуга". Он - "завязал" четыре года тому назад, скитался и бедствовал, но все-таки держался, пока к нему не подошли по рекомендации неизвестного благодетеля. Получалось… А - неплохо получалось, при том, что не клятый и не мятый. Откровенно говоря - в иные месяцы выходило, как с очень хорошего дела. И что с того, ежели приходилось делиться? Это, говорят, сам Христос велел, а нам - и подавно приходится. Нынешнее место вполне его устраивало, он и завязал-то по причине того, что - устал. А тут - и спокойно, и, как ни крути, а все-таки дело. Не служба государева. Одно плохо, - оброк был фиксированный, и оттягиваться, чтоб, значит, вволю - было некогда. Потому все, что выколачивалось сверху, было его просто по определению.
– Что эт-та такое, я в-вас…
– Товарищ майор, так ведь я же у вас ничего не прошу. Вообще ничего. Это ж просто в знак глубокого, сами понимаете, уважения…
– Ты что, п-падла!..
– Так ведь никто ж и не видит. Ну сами посудите, какой криминал может быть в том, если один человек по доброй, заметьте, воле, - отдал другому свои собственные деньги. При том, что этот другой - не просил. И мы вас, повторяю, ни о чем не просим.
– Та-ак… И с чего ты, сука, решил, что мне…
– С того, что старшенький ваш собирается жениться… А, так вы не в курсе? Ой, извините, в мои планы никак не входило вас расстраивать. Ну а младший, как на зло, как раз перешел в десятый, и на следующий год его надо пристраивать… Он у вас, кажется, на юридический собирается? По отцовским, так сказать, стопам? Похвально!
– А вот я тебя сейчас, деятель, возьму за воротник, и отведу пососедству. Там и выясним, кто ты, откуда, и все прочее. Вплоть до цвета твоих кишок, - майор, нагнувшись к гостю, впился ему в зрачки страшным взглядом и шипел, дыша ему в лицо табачным перегаром, - если мне это будет интересно. Ты понял?
– И что вам это даст, Вячеслав Борисович? Помимо морального удовлетворения, конечно? Ничего, кроме неприятностей, уверяю вас. Ведь вы же лучше меня понимаете, что никакого криминала в моем предложении не найдешь.
– Так зачем тогда предлагаешь? Что я за свою жизнь успел твердо усвоить, так это то, что даром денег никто не дает. Тем более, если это свои деньги.
– Мы исключение, Вячеслав Борисович. Вот точно такую же сумму вы будете получать каждый месяц, вне зависимости от того… Будут у нас повторные встречи, или нет. В пакетике, с номерами вразбивку, без напоминаний, до тех пор, пока вы будете находиться на своем месте… Нет, но если вам вдруг понадобится больше, то мы, в меру наших скромных возможностей…
– И, конечно, все так же, задаром?
– Может быть, мы когда-нибудь обратимся к вам с какой-нибудь просьбой, - или вопросом, - но… Если вы сочтете для себя неудобной ту или иную просьбу, то кто ж вас заставит? У нас нет и не будет возможностей как-либо вас заставить.
– Так. Теперь кончай парить мне мозги, и отвечай, чем таким вы собрались заниматься, если вам понадобился я?
– Давайте так: я скажу, чем мы не будем заниматься точно. Скупкой краденого, наркотиками, стволами, содержанием малин, самогоноварением, - Михаил Абрамович Блюм, прикрыв глаза, загибал пальцы, - а также валютой, золотом и камешками. Мы не собираемся обыгрывать в карты каких-нибудь лохов. Не будет также краж, пьяных драк и поножовщины. В вашем районе всего этого вообще станет существенно меньше. Понимаете ли, меньше всего нам нужен какой-нибудь кипеж… Меньше, чем кипеж, нам нужна только лишняя дырка в организме. А если в своем перечислении я что-нибудь позабыл, так вы задавайте вопросы…