Цветок пустыни
Шрифт:
Главными вдохновителями торжества были Айла и Фирюза. Айла, обычно сдержанная и немного прохладная к чужакам, распоряжалась поставщиками, проверяла списки блюд, шептала указания осаме Зибару.
Омега сегодня был как никогда красив. Без привычного тюрбана, его густые волнистые волосы рассыпались тёмным шёлком по плечам, отливая синим блеском в свете огней. Тонкие, изящные пальцы, обычно увенчанные множеством колец, сегодня были неожиданно обнажены, словно он намеренно снял свои вечные доспехи блеска и власти.
Белый кафтан, расшитый тончайшими узорами из серебряных нитей, плотно
Сегодня он был не просто распорядителем дворца, строгим и безупречным в своих обязанностях. Нет, сегодня он был гостем на половине гарема.
Именно туда, куда не допускались мужчины, пригласили меня: я шла вслед за миниатюрной служанкой, сквозь узкие коридоры, попадая в пространство, о котором ходило так много слухов среди простого народа.
Женские покои были настоящим воплощением каракской роскоши: стены, украшенные резьбой и арабесками, низкие диванчики, обитые яркими шелками, и повсюду мягкие подушки с кистями. В воздухе стоял тонкий аромат лепестков роз и амбры. Женщины гарема — в том числе несколько младших жён эмира, наложницы и приближённые служанки — все собрались здесь, чтобы смотреть целое представление. Я увидела Айлу и Фирюзу, сидящих чуть поодаль от остальных, на более роскошных подушках. Айла была в платье глубокого винного оттенка с золотистой вышивкой, Фирюза — в нежно-изумрудном, украшенном жемчугом по вороту. Они незаметно подавали знаки сидящим у стен наложницам с музыкальными инструментами в руках и танцовщицам.
— Дэса, попробуйте нашу пахлаву, — негромко произнесла Айла, указывая на серебряный поднос, уставленный разнообразными сладостями. Её карие глаза смотрели на меня доброжелательно. — Сегодня повара действительно превзошли себя.
Я взяла кусочек нежной пахлавы, пропитанной пахучим мёдом и пряным сиропом. Во рту разлилась тёплая сладость, смешанная с ароматами пряностей и орехами. В дань уважения я проглотила кусочек.
Тем временем музыка зазвучала громче. В центр вышли танцовщицы в полупрозрачных шелках, расшитых золотыми монетками и самоцветами. Каждое их движение сопровождалось тихим перезвоном браслетов на запястьях и щиколотках. Негромкий ритм барабанов и певучие переливы струнных инструментов слились в магическую гармонию. Я с удовольствием наблюдала за пластикой их тел и красотой тканей, мелькающих в танце. Это был праздник женской грации, устроенный специально для нас, где мы, женщины дворца, могли наслаждаться красотой без взглядов мужчин.
Но вот в покои вошёл единственный мужчина, которому было позволено присутствовать в этом мире — эмир.
Как же оживились сразу женщины! Первые пять жён во главе с Айлой и Фирюзой тут же направились к нему, поприветствовав поклоном. Наложницы встали со своих мест, склоняя головы. Лишь после этого Айла и Фирюза подхватили эмира под руки и повели к тому месту, где сидели мы. Он выглядел довольным: драконьи глаза сверкали в свете свечей, а на губах играла ухмылка.
—
Я улыбнулась, мягко покачав головой.
— Что ты, отец! Я с удовольствием смотрю представление.
Он довольно хмыкнул и, хлопнув в ладони, громогласно произнёс:
— А ну, чем меня порадуют мои любимые жёны? Айла?
Женщина приподняла бровь, но в её глазах мелькнула тень удовольствия. Она вышла вперёд, грациозно подняв струнный инструмент, и начала петь. Её голос был совсем не таким, как у обычных певиц из людей. В нём чувствовались отголоски драконьего обучения: низкие вибрации, мягкие переливы, завораживающая мощь. Этот голос был поставлен драконом. Возможно, отец приложил к этому лапу. Эмир заслушался, и я, затаив дыхание, тоже.
Следующей выступала Фирюза. Её танец напоминал движение змеи, плавный и завораживающий, но в то же время опасный. В руках она держала два лёгких меча, у рукоятей которых развевались длинные алые ленты. С каждым её резким движением ленты свистели в воздухе, а металл мерцал в свете ламп. Женщины в зале вскрикивали от напряжения, особенно когда Фирюза делала резкий выпад в сторону эмира, её лезвие замирало в считанных сантиметрах от его груди. Но отец только довольно улыбался — такой танец был истинной усладой для драконьего взгляда.
Посмотрев на них, я почувствовала, что мне тоже хочется принять участие. Отец повернулся ко мне и с улыбкой спросил:
— А чем меня порадует моя дочь?
Я не готовила выступления, но где наша не пропадала! Подойдя к сложенным в углу инструментам, я вытянула барабан. Провела пальцами по натянутой коже и слегка ударила, будто пробуждая древний ритм, что жил в крови драконов. Этот звук не принадлежал Караксу, он был старше пустыни, старше всех миров, которые мне довелось увидеть. Это был голос моей истинной природы.
Ладони ударили в барабан, и в зале эхом прокатился первый раскат грома. Низкий, гулкий звук, похожий на дыхание древних хищников, разорвал тишину. Второй удар — звонкий, острый, словно хруст разлетающихся под когтями костей. Третий — размеренный, пульсирующий, как биение сердца дракона перед прыжком.
Руки сами находили нужный ритм, вплетая в него историю нашей природы. То был гул камнепада в горах, когда с высот рушились скалы. То рёв ветров, что разбивали крылья, поднимая дракона ввысь. То дробь тысяч сердец, что неслись сквозь время.
Я не думала, а чувствовала и ощущала, как звук подчиняет себе всё вокруг. Воздух в зале словно сгустился, наполнился древней магией драконов. Женщины, сидевшие на подушках, замерли испуганными птичками. А отец, который до этого момента был лишь расслабленным наблюдателем, слегка подался вперёд, его глаза засветились охотничьим азартом.
Ритм ускорился. Теперь он был похож на рокот драконьего зова. Он звал. Он призывал собраться вместе.
И он был услышан.
Отец, не отрывая взгляда от меня, вдруг качнул головой. А затем, прямо сидя на подушке, тяжело ударил в ладони, подхватив мой ритм. Не просто в такт — он дополнял его, вплетая свой голос, как старший дракон поддерживает молодого в ритуальном бою.