Цветы на пепелище (сборник)
Шрифт:
— Нет уж, ничего не выйдет! — решительно ответил я.
— Слушай, друг, этот осел силен, как мул, — добавил один из его приятелей. — Он сможет везти и вашу повозку.
— Все равно не хочу.
— Заладил как ворона: все равно, все равно!.. Но
тряпье-то придется тогда на спине тащить, — уговаривал конопатый, нарочно стараясь вернуть меня из мира мечты на нашу грешную землю. — Да и мал он еще. Чего доброго, тебе придется его носить, а не ему тебя...
Я молчал.
Тогда ребята стали уверять меня, что зимой жеребенок непременно подохнет с голода или разорвут его
73
су: ведь, мол, защитить его там некому, — и останусь тогда я ни с чем — ни коня, ни осла, которого предлагают мне взамен.
Так и не уговорив меня, ребята стали злиться. Запахло дракой, но конопатый, не терявший надежды — а вдруг я уступлю! — утихомирил своих задир.
— Ну ладно, только все-таки подумай... — сказал он на прощание. — После каяться будешь, да поздно.
Они ушли, а я остался под старым явором вместе с На- сихой и Рапушем.
— Таруно, дураком ты будешь, если не поменяешься с ним, — убеждала меня девочка. — Осел стоит больше чесоточного жеребенка.
— А по мне, жеребенок стоит больше десятка ослов, — упрямился я. — Не отдам, и все...
Рапуш молчал и как будто совсем не интересовался ни нашим спором, ни предложенным мне обменом. Но когда Насиха пожелала узнать его мнение, Рапуш ответил, что лучше всего поступить так, как скажет папаша Мулон. Человек он старый и может дать самый умный и самый справедливый совет. Однако папаша Мулон не очень-то хотел вмешиваться в «это детское дело». Он все еще не примирился с утратой Белки и целыми днями сидел над своими корзинами.
И хотя я не собирался расставаться с жеребенком, я все-таки обратился к старику за советом:
— Папаша Мулон, взамен жеребенка мне предлагают осла. Скажи, как мне быть...
— Жеребенок-то твой, сынок, так уж сам и решай, что с ним делать, — ответил он, а потом, услышав голос Базела, добавил: — Поди поговори с Базелом. Он понимает толк в лошадях и ослах. Он лучше тебе посоветует, как поступить.
Базел только что возвратился из своей поездки по деревням. Он сидел у входа в шалаш, чинил старое седло и, как обычно, что-то распевал.
74
Выслушав меня, он улыбнулся, и тогда на его лице еще резче проступил свежий, красный шрам.
— Знаешь что, паренек? — услышал я. — Осла может раздобыть себе каждый, а вот доброго коня встретишь не часто. Как увидишь у человека хорошего коня, так и начинаешь ему завидовать... Ведь кони-то бывают разные: одни кусаются или лягаются, другие ходить не умеют... А твой Меченый, если ты его выходишь, будет добрым конем. Белка-то была хорошей породы.
Слова Базела лишний раз укрепили меня в принятом решении: Меченого не менять! Не надо мне никаких ослов! И хотя нам позарез нужна была лошадь или, на худой конец, осел, чтоб было на чем перевозить весь наш нищенский скарб, любовь к Меченому заглушила голос разума. Я не мог и представить себе: как это вдруг я его потеряю или, еще хуже, отдам другому!.. Я вытащил его, как говорится, из могилы, спас от верной смерти. Когда все от него отвернулись, я один верил, что он выживет. А теперь отказаться?! Ну уж нет!
А Меченый, как бы разгадав
Молодец, Меченый! Ясное дело, я не отдам его и за десяток самых лучших ослов. Нет, не отдам! Недаром Меченый понимает каждое мое слово; недаром Меченый мой настоящий друг; он частица моего детства, частица меня самого! Мы оба познали на собственной шкуре, что значит быть сиротой, что значит бороться в одиночку против оскорблений и унижений, что значит молча переносить мучительные страдания, сознавая собственную беспомощность. Рядом со мною был только добрый старый Мулон, а рядом с Меченым — я.
Но несмотря на все это, жеребенок больше не появлялся в таборе. А мне так хотелось «говорить» с ним, сказать ему: бояться нечего, я его никому не отдам, он останется
75
со мною и мы никогда с ним не разлучимся. Но напрасно я его искал. Напрасно звал целыми днями.
— Меченый, Меченый!.. — летел над густыми лесами Мадры мой одинокий голос — летел и тонул без ответа.
Ребята приходили ко мне еще несколько раз и все расхваливали этого таинственного осла-силача, способного даже тащить нашу телегу. Я уверял их, что жеребенок убежал, скрылся в густых, непроходимых зарослях леса и не показывается мне на глаза. Но в то же время я стоял на своем: нет, ни на какой обмен я не согласен!
— Небось он совсем одичал! — насмехались надо мной ребята.
— Не одичал, а просто-напросто разорвали его волки, — добавляли другие. — Здесь, в наших лесах, их хватает.
Меня мучил страх: «А вдруг и в самом деле его разорвали волки?»
—- Если б обменялся в свое время, был бы у тебя хоть осел! — насмешливо тянул конопатый. — А теперь ни жеребенка, ни осла.
Но я молчал и твердил про себя: все равно я его
разыщу!
И упрямо искал своего запропавшего красногривого жеребенка с белой отметиной на ноге.
А искал я его потому, что верил — жив он и не отзывается только из страха: как бы не увели его эти надоедливые ребята.
Но прошло еще несколько дней, а о Меченом ни слуху ни духу. Тогда-то я и поверил ребятам: значит, растерзали его волки.
Никогда больше не увижу я своего маленького друга. Никогда!..
Эта мысль не выходила у меня из головы. На душе было пусто и тяжело. Немая жестокая печаль охватила меня, будто потерял я в жизни самое дорогое.
XV
Совсем неожиданно подкрался конец лета. Чувство было такое, будто рассказывал тебе кто-то длинную и прекрасную сказку, а она вдруг — раз! — и оборвалась. Грустно стало без этой чарующей сказки — недаром ты породнился с ней, полюбил ее и не мог даже помыслить, что придет ей конец. Ты как-то сжился с ней, носил ее где-то там, в самой глубине своего сердца, ты был полон ею. И когда ты узнаешь, что она кончилась и продолжения пока не будет, тогда ты невольно закрываешь глаза, чтоб еще хоть немножечко побыть с нею, чтоб не видеть и не слышать, как умирает она, эта сказка.