Цветы на пепелище (сборник)
Шрифт:
У края гумна лежало сломанное ветром, а может, расщепленное молнией дерево.
— Ого! Как это оно завалилось? Такое большущее!..— удивился я, протянув руку к искалеченному стволу.
— Червоточина подкосила. Буря всегда валит старые, отжившие свой век деревья — пусть дадут простор молодым, — преспокойно ответил Мулон.
На пустыре у рухнувшего дерева бродила Белка, пощипывая реденькую травку, торчавшую меж колючек, а рядом с ней весело прыгал Меченый.
Я бросился к ним.
— Здорово, Меченый! Здорово, рыженький! Вот молодчина —
И жеребенок как будто понял меня: кротко и безбоязненно посмотрел он на меня своими влажными светлыми глазами и тотчас же сунулся под брюхо матери — видать, проголодался.
51
В это утро Белка показалась мне вдруг похудевшей, заморенной. Бока у нее провалились, ребра странно выпятились, живот запал, а глаза смотрели тускло и по-человечьи задумчиво, словно таилась в них еще не пришедшая, но уже близкая беда, разгадать которую я, мальчишка, конечно, не мог. Даже ноги у нее как-то подламывались.
Может, грызет ее жестокая боль, не понятая нами, людьми?
«Что с тобой, моя хорошая, что? Если бы умела, то, может, и рассказала бы все, доверилась бы мне. Но ты так терпелива и молчалива!..
Эх, Белка, Белка! Бедняга ты моя!
Может, этой ночью ты, как и папаша Мулон, подставляла под хлещущий дождь свое изможденное тело, защищая единственное дитя!
Эх, Белка, Белка! Тебя точно избили!
Ну, отдохни, погрейся на солнышке, а я пока сбегаю в поле и притащу тебе охапку сочной травы».
X
Захватив с собой несколько новых корзин, я шагал по пустынным деревенским улочкам и время от времени выкрикивал :
— Корзины! Красивые дешевые корзины!..
Тихо в деревне... Только изредка заметишь где-нибудь во дворе шамкающую бабусю с выводком проказников-вну- чат, или старика с пожелтевшими, грустно поникшими усами, караулившего сохшую во дворе пшеницу, или какого- нибудь больного, лежавшего в тени развесистых виноградных лоз. Но никто из них не обращал внимания на мои отчаянные выкрики, никому не нужны были мои красивые дешевые корзины...
Я изнемогал от этой нестерпимой жары, от этого бесцельного блуждания по улицам. Зверски хотелось есть. За
52
един завалящий кусок хлеба я готов был отдать сейчас целую новенькую корзину, хоть и трудился над нею два дня. Но вместо того чтобы прицениться, а потом облюбовать себе подходящую корзину — как я этого ожидал, — люди окидывали меня презрительным, злобным или равнодушным взглядом и тут же поворачивались ко мне спиной.
Вот из ворот выглянула какая-то женщина, повязанная грязным пестрым платком, процедила сквозь зубы: «Проклятые цыгане...» — и с треском захлопнула калитку перед самым моим носом.
Я понял, что толку от моей торговли не будет, и уныло побрел по грязному переулку, ведущему к деревенской площади.
«Почему же люди встречают меня с такой
Долгую нить моих беспокойных, мучительных раздумий вдруг оборвал чей-то знакомый голос.
Я живо обернулся. В тени огромной раскидистой липы, протянувшей свои могучие ветви над воротами старого деревенского дома, сидели мои таборные друзья, Насиха и Рапуш, и лениво жевали черный ячменный хлеб.
— И ты здесь, Таруно? — безучастно протянул Рапуш, распознав мои шаги.
— Ия здесь! — обозлился я.
— Теперь в деревне пусто, — примирительно заговорила девочка, желая меня утешить. — Там никого нету...
— Без тебя знаю...
— А если знаешь, чего попусту орешь? Слушать-то тебя некому, — продолжала она. — Все бабы в поле. Вот вернутся вечером, тогда и продашь свои знаменитые корзинки.
Обычно певучая, а сейчас немая запыленная скрипка лежала на колене у Рапуша и казалась такой же усталой, как и сам ее хозяин. Ее струны, точно обессиленные крылья птицы, разморенные полуденной жарой, грустно молчали.
53
Не успел я сбросить со спины свои корзины, как со двора, перемахнув через каменную ограду, перед нами появилось с полдюжины ребят. Я тут же узнал в них тех самых задир, что когда-то прогнали нас с речки. Наконец-то в этой негостеприимной деревне я наткнулся хоть на каких- то знакомых! Вместе с ними был и конопатый. Я поглядел на него и, помимо своей воли, сдержанно улыбнулся.
Но вместо ответной дружеской улыбки я напоролся на неожиданно злорадную усмешку:
— Чего ощерился? Мало, что ль, вам кукурузы, дынь и арахиса на полях?.. Теперь и сюда воровать явились!
Сдвинув брови, выпятив подбородок, бешено выкатив глаза, конопатый готов был ринуться в драку.
— Жулье! Бездельники! — тут же поддержал его кто- то из ребят.
Рапуш прижал к груди скрипку. Губы его жалко покривились, дрогнули — вот-вот заплачет...
«Набрасываться на нас с кулаками ни за что ни про что!.. Нет уж, не выйдет!» — возмутился я. Ведь у меня, как и у каждого из этих забияк, тоже была своя гордость. Уж чего-чего, а этого у меня не отнимешь!
«И вообще, почему они так нагло себя ведут? — размышлял я. — Почему? По какому праву? Подумаешь, строят из себя невесть что!»
— Мы не воры! Понятно вам? — рубанул я напрямик.
— А кто спер наш топор? — злобно засверкал глазенками какой-то пацаненок.
— Почем я знаю... — спокойно ответил я и нагнулся было, чтоб отвернуть задравшуюся штанину.
— Держи его! — сразу заорал кто-то из ребят. — Эта рвань собирается драться! За камень хватается!
— Не ври, трепач несчастный! — резко повернулся я к мальчишке. — Может, камень тебе во сне приснился? А зря... Драться с вами я не собираюсь.
— Это... это я, значит, вру?