Цветы на пепелище (сборник)
Шрифт:
Что-то вдруг затуманило взгляд, неожиданная судорога стиснула горло, на глазах выступили непрошеные слезы.
Я вдруг представил себе белую кобылу, а рядом с ней тонконогого огненно-рыжего жеребенка — самое нежное, самое красивое существо в мире моего детства.
Но где теперь мой Меченый, для которого у меня всегда находились и самая теплая улыбка, и самое доброе слово, и самая нежная ласка... Затерялся, бедняга, где-то в лесах Мадры, не осталось от него, наверно, и следа.
Жгучая тоска охватила меня. Неподвижно стоял я на дороге, уставившись взглядом в одну точку, и не обращал ни малейшего внимания на окружающих.
А между тем
Вдруг, откуда ни возьмись, появился какой-то бородатый крестьянин с палкой в руке. На плече торчало ружье. Размахивая рукой, он сердито завопил:
— Разве не видите, что трава еще не скошена? Убирайтесь отсюда, а то сведу ваших коней в общинное управление! Там и объясняйтесь как знаете...
Наверно, это был сельский сторож, охранявший поля.
Повозки опять тронулись, но теперь уже в сторону деревни — к гумну, к большому явору.
XXII
Первыми посетителями нашего раскинувшегося под явором лагеря оказались деревенские мальчишки, а точнее, конопатый и его компания.
Как обычно, папаша Мулон сидел у шалаша и плел корзину. Я только что сбросил на землю целую охапку гибких прутьев, срезанных в лесах Мадры, и начал обдирать с них кору. Ребята окружили меня. Мне показалось, что смотрят они на меня с таким же любопытством, что и в прошлом году. Ведь для них цыгане — народ странный, таинственный, непонятный, и каждая встреча с этими бродягами так же интересна им, как и первая.
— А мы уж думали, что вы и не приедете, — сказал конопатый. — Еще думали, что засыплет вас снегом, но...
— А вы опять выросли из-под снега, как подснежники! — засмеялся другой пацан.
— Выросли, как черные подснежники, — тут же с подковыркой поправил его третий.
Я держал в руках еще не очищенный прут и не знал, что им ответить. Конопатый спросил меня:
— Где зимовали?
— В сарае, — тихо ответил я.
Все-таки видно было, что ребята явились сюда не с дурными намерениями.
От них первых я и услыхал не то быль, не то сказку про дикого коня. Правда, я не очень-то поверил им, потому что дикие кони здесь не водились.
— Твой Меченый и не сравнился бы с ним, — заметил конопатый.
— Меченый не успел как следует вырасти... — возразил я. — Он так и остался жеребенком.
Вспомнив про Меченого, я вдруг почувствовал, как мгновенно испарилась радость от возвращения под старый явор, как заскребли на душе кошки. Ведь за зиму я почти
110
перестал думать о рыжем жеребенке, поборол в себе бесполезную жалость, а теперь все вспомнилось так ярко, будто не было этой зимы, будто Меченый и сейчас со мной...
Вот что мне рассказали ребята о диком коне.
Как-то поздней осенью несколько крестьян, возвращав- шихся вечером с базара, заметили бегавшую по лугу лошадь. До сих пор никто из них не видал такой удивительной лошади — быстрой, стройной, красивой... Она, играя, металась по лугу, с диким ржанием вставала на дыбы, снова пускалась в галоп, будто летала по воздуху. Остолбеневшие крестьяне остановились, молча глядя на новоявленное чудо. Упругое тело лошади словно извивалось стальной пружиной; сильный круп, широкая грудь, гордо выгнутая шея — все говорило о силе, резвости и красоте. Кто-то из крестьян бросился к ней — разве можно упускать такую лошадь! — но не тут-то было: в тот же миг она яростно затрясла буйной гривой,
После этого случая и пошли по деревне разные слухи. Рассказывали, что не раз видели ее полевые сторожа, что не однажды гнались за ней пастухи и чабаны...
Очевидцы так расхваливали ее, что им даже не хватало слов. Люди, понимавшие толк в лошадях, говаривали, что такое благородное животное рождается раз в столетие и, если не сыщется героя, способного заарканить и объездить его, то, значит, никто и никогда не сядет на гладкий его круп.
Дикий конь стал притчей во языцех. Видели, как приходил он к стогам сена, но, еще издали учуяв запах человека, тут же мчался обратно в поле и там исчезал. А через несколько дней снова появлялся у стогов.
На посиделках и вечеринках в деревне рассказывали о диком коне самые невероятные истории. Не хватало в этих историях разве только того, что конь крылат.
В ту снежную зиму спустилось с гор много волков, и заунывный их вой часто слышался в деревне. Болтали лю¬
111
ди, будто серые эти разбойники с торчащими вверх ушами погнались как-то и за диким конем.
Жил он тогда где-то за горой, а может, и за другой, в той синеющей дали, где между вершинами гор всегда плыли серые клочья тумана и куда никто еще не добирался. Там, в этих непроходимых балках, мерно плескалось безымянное озеро, а у озера паслось стадо диких, никем не объезженных коней. Но зима в тот год была такой суровой, что в поисках добычи голодная волчья стая добралась даже и до безымянного озера, никогда не видевшего ни льда, ни снега. Добралась и зарезала часть коней. Другие же кони не пожелали попасть на острые волчьи зубы, бросились в озеро и утонули. Один лишь молодой конь не захотел умирать. Не подпустил он к себе волков, не прыгнул в воду, а вихрем умчался прочь. Семь дней и семь ночей гнались за ним волки. Иные, выбившиеся из сил, погибали средь снежных сугробов, другие становились добычей собственных собратьев, но самые упрямые все гнались за конем. Он же не сдавался — мчался сквозь покрытые туманами неведомые горы, переплывал бурные горные реки, пока не примчался сюда, на это поле...
Время от времени руки папаши Мулона на минуту замирали, и он прислушивался к сказке про дикого коня. Потом под его поседевшими усами вдруг мелькала недоверчивая улыбка, и он вновь возвращался к прерванному занятию.
Когда ребята собрались уходить, он сказал им:
— Эх, пареньки, пареньки! Красивая сказка — ничего не скажешь, только вот диких-то коней в этих краях сроду не водилось. И ваш дикий конь, скорее всего, даже и не конь, а просто заблудившийся жеребенок...
Но как бы то ни было, эта диковинная сказка так опутала меня своей таинственной пряжей, что я не в силах был позабыть о ней. Как назло, то и дело представлялся мне этот прекрасный дикий конь. Вот бы взглянуть на него хоть одним глазком!
112
Когда я рассказал об этом Насихе и Рапушу, слепой призадумался и негромко сказал:
— Мир ведь велик, Таруно. Может, в нем и есть такой конь.
Насиху же, кроме цветов, сейчас ничего не интересовало, поэтому она, наверно, даже и не слушала мой рассказ.
Что же касается Базела, так у него на этот счет имелось особое мнение:
— Э, парень, под этим небом не было еще коня, которого бы я не видел. Нет на свете такого коня, о котором ты говоришь. А если бы и нашелся, я бы сам его оседлал.