Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй
Шрифт:
– Я тебе вот что скажу, – обратилась к Симэню Цзиньлянь. – Пусть уж двенадцатого одна Старшая сестра в гости идет.
– А вы почему не пойдете? – спросил он. – Ведь вас всех приглашают. Я велю и кормилице с сыном пойти, а то будет по матери плакать.
– Им можно идти, – заговорила она. – У них есть во что нарядиться, а мне? Я как старая монахиня, у меня одно старье: стыдно на глаза показаться. Взял бы да поделил раскрой, что с Юга привезли. Тогда б и у меня было что надеть. Что проку их под спудом держать? А то настанет наш черед угощать, придут почтенные гостьи, а мы в чем их встретим? Они надо мной смеяться будут. Сколько я тебе говорила, да ты все шуточками отделываешься.
– Ладно, –
– Два дня остается, – заметила Цзиньлянь. – Да разве он успеет?
– Я велю ему взять помощников, – пообещал Симэнь. – И скажу, чтобы сшил сперва тебе, а остальным можно потихоньку, не спеша сделать.
– А ведь когда я тебя просила! – опять укорила его Цзиньлянь. – Выбери мне лучший шелк, слышишь? У них вон какие наряды. Ты обо мне меньше всего заботишься.
– Вот болтушка! – засмеялся Симэнь. – Тебе все лучше других подавай.
Так они проболтали до первой ночной стражи, потом легли. Они резвились под пологом, как пара неразлучных уточек, как феникс с подругой, тихо щебеча в своем гнездышке. Они время от времени утихали, чтобы потом снова насладиться игрою дождя и тучки. Их бурные утехи продолжались за полночь.
На другой день Симэнь вернулся из управы, открыл сундуки, достал из них сотканные на Юге куски шелка и атласа и велел слуге позвать портного Чжао. Каждой жене он решил заказать по узорному шелковому платью с длинным рукавом, по парчовой накидке и расшитому атласному платью, а Юэнян пошить два ярко-красных узорных платья с длинным рукавом и четыре атласных цветастых платья. Симэнь расположился в крытой террасе и велел Циньтуну сходить за портным Чжао. Тот между тем обедал у себя дома. Только он узнал, что его зовет Симэнь, сразу же бросил еду, схватил ножницы и мерку и поспешил к заказчику.
Современники сложили такие строки, прославляющие достоинства портного Чжао:
Зовут меня портняжкой прытким, Я век живу веселым нищим, Всегда в руках игла и нитки, А ножницы – за голенищем. Несут шелков, парчи обрезы И богатей, и щеголиха – Тружусь я. Пьяный или трезвый Крою и шью куда как лихо: Тут натяну, а тут обужу, Тут ловко забираю в складку… Перекошу – не сяду в лужу, Но выкрою кусок украдкой. Везет – ем трижды в день мясное И пью вино в обед и в ужин, Супруга ласкова со мною – Всем позарез портняжка нужен. А проморгаю я удачу, И убежит она из дому – Голодные детишки плачут, И выпить не на что портному. Парча ли, шелк – в заклад, черт с ними! Напился пьян – домой проспаться. Когда ж заказчик шум поднимет, Язык сумеет отбрехаться. Так чем же знаменит портняжка? А тем, что нищ он, старикашка.Вскоре появился портной Чжао и, представ перед Симэнем, отвесил земной поклон. Он расстелил на столе войлок, взял аршин и ножницы и начал кроить. Первым делом он скроил для Юэнян ярко-красную с пестрой расцветкой парчовую кофту с длинным рукавом; атласное платье с передником, изображающим
Потом портной Чжао начал кроить ярко-красные атласные платья с длинным рукавом для Цзяоэр, Юйлоу, Цзиньлянь и Пинъэр. Каждой из них предназначалось также по паре пестрых шелковых кофт и юбок. Сюээ должна была удовлетвориться только кофтой и юбкой, платья ей не шили.
Когда все тридцать раскроев были готовы, Симэнь наградил Чжао пятью лянами серебра и велел позвать с десяток портных, которые должны были тут же приступить к работе, но не о том пойдет речь.
Да,
Парча на прелестницах вся жемчугами расшита, А сколько шитья золотого и сколько нефрита!Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой раз.
ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ
Богач-сановник вечно процветает:
Под окнами чиновники толпятся,
Он должность как Ван Дао [1]занимает,
С Ши Чуном [2]– богачом готов тягаться.
Спит при свечах за пологом тяжелым,
И бедрами пред ним красотки вертят…
Мелькают годы праздником веселым,
И некогда задуматься о смерти.
Так вот, не прошло и двух дней, как портные сшили все наряды. Двенадцатого Цяо снова прислали слугу с напоминанием о приглашении. Утром того же дня Симэнь отправил подарки, и Юэнян, сопровождаемая остальными женами и старшей невесткой У, в шести паланкинах отбыли в гости. Только Сунь Сюээ осталась домовничать. Одни малые носилки были даны кормилице Жуи с Гуаньгэ, другие – жене Лайсина, Хуэйсю, которая должна была захватить с собой одежды для хозяек.
Симэнь сперва распорядился, чтобы приглашенный Бэнь Дичуанем мастер присадил потешные огни и хлопушки, развесил в зале и крытой галерее фонари, а потом велел слуге сходить к императорской родне Ванам и позвать актеров, но рассказывать об этом подробно нет надобности.
После полудня Симэнь зашел к Цзиньлянь. Ее дома не было. Чуньмэй угостила его чаем и накрыла стол.
– На четырнадцатое приглашены знатные дамы, – говорил ей Симэнь, садясь за стол. – Вам всем четырем тоже надо будет приодеться. Будете вино разливать.
– Пусть остальные разливают, – отвечала, прислонившись к столу, Чуньмэй, – а я даже и показываться-то не собираюсь.
– Это почему же?
– Да потому что матушки будут в новых нарядах красоваться, а мы, замарашки, в чем покажемся? К чему людей смешить?
– Но ведь у каждой из вас есть и наряды, и украшения – жемчуга, цветы…
– Голову украсим, а себя чем прикроем? Старьем, что ли? Нет уж, нечего позориться.
– Хозяйкам обновы, а тебе ничего, – засмеялся Симэнь, – вот отчего ты и не в духе, болтушка. Ну, ладно, не тужи. Позову портного. Дочке будет шить, а заодно и вам. Каждой по парчовой безрукавке и по атласной кофте с юбкой.
– Меня с ними не равняй, – заявила Чуньмэй. – Мне надо будет еще белую шелковую юбку и ярко-красную парчовую безрукавку на подкладке.