Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй
Шрифт:
Симэнь прочитал приглашение и обернулся к Лайаню.
– Ступай передай в коробке матушке Старшей! – наказал он и обратился к Ин Боцзюэ. – А тебе прямо скажу: вряд ли им удастся воспользоваться приглашением. Ведь завтра день рождения твоей Третьей невестки и этот прием, а двадцать восьмого Старшая должна навестить госпожу Ся. Где ж тут к тебе идти?
– Ты, брат, меня прямо убил! – воскликнул Боцзюэ. – Выходит, плоды поспели, а лакомиться некому? Нет, тогда я сам пойду в невесткины покои и упрошу придти.
Тем временем вернулся Лайань. В руках у него была пустая коробка.
–
Боцзюэ передал коробку Ин Бао.
– Подшутил ты надо мной, брат, – говорил обрадованный Боцзюэ. – Да я б лоб разбил, а невестку уговорил придти.
– Погоди уходить, – попросил друга Симэнь. – Ступай посиди в кабинете, а я причешусь, и мы вместе позавтракаем, ладно?
Симэнь удалился, а Ин Боцзюэ обратился к Ли Мину с такими словами:
– Ну, каково? Не упроси я, он бы тебя не простил. Они, богатые, с норовом. И скажут что, а ты молчи. Кто с улыбочкой, тот пощечину не получит. В наше время льстец в почете. И разбогатеешь, торговлю заведешь, а все с каждым ладь. А будешь дуться, свой гонор выказывать, никто на тебя и не посмотрит. Да что там говорить! Вашему брату прилаживаться надо, всюду проникать. Только так на жизнь-то и заработаешь. Пойдешь ссоры затевать, другие будут есть досыта, а ты голодный насидишься. Столько лет ему служишь, а нрава его не раскусил. Да, вели и Гуйцзе завтра придти. Ведь у матушки Третьей завтра день рождения справлять будут. Надо ковать железо пока горячо. И пусть подарки поднесет. Одним выстрелом можно будет двух зайцев убить. Враз и уладится.
– Правду вы, дядя, говорите! – согласился Ли Мин. – Я сейчас же мамаше Третьей передам.
Тем временем Лайань накрыл на стол.
– Прошу вас, дядя Ин! – пригласил он гостя. – Батюшка сейчас будут.
Вышел умытый и причесанный Симэнь и сел рядом с Ин Боцзюэ.
– Давно Чжу с Сунем не видал? – спросил Симэнь.
– Я велел им зайти, – отвечал Боцзюэ. – Но они отказались. Брат, мол, на них зол. Вы, говорю, обязаны брату спасибо сказать. Ведь это он за вас заступился, он одним махом избавил вас от этой тучи москитов и саранчи, а вы еще недовольны. Да как вы, говорю, смеете на него обижаться?! Они дали слово порвать с негодником Ваном. Да, брат, ты, оказывается, вчера у него пировал. Вот чего не знал, того не знал.
– Видишь ли в чем дело, начал Симэнь. – Угощение он устроил и меня пригласил. Он меня своим приемным отцом считает. До второй ночной стражи пировали, А они-то почему с ним решили порвать? Только пусть мне поперек дороги не встают. А мне все равно. Ходите, куда вам нравиться. Да и об этом малом я заботиться не собираюсь. Тоже мне – отца нашел!
– Ты, брат, это серьезно говоришь? – переспросил Боцзюэ. – таком случае они на этих же днях придут тебя отблагодарить и объяснят, как было дело.
– Вели им придти, а подношений мне никаких не нужно, – наказал Симэнь.
Лайань подал кушанья. Были тут одни изысканные яства. От блюд жаркого струился аппетитный аромат. Симэнь принялся за рисовый отвар, а Ин Боцзюэ набросился на деликатесы.
– Пришли те двое певцов? – спросил Лайаня хозяин, заканчивая трапезу.
– Давно пришли, –
– Вели их накормить вместе с Ли Мином, – распорядился Симэнь.
Певцы, одного из которых звали Хань Цзо, а другого – Шао Цянь, подошли к Симэню и, земно поклонившись, удалились.
– Ну, и мне пора, – сказал, наконец, Боцзюэ, вылезая из-за стола. – Дома, небось, совсем заждались. Тяжело, брат, бедному человеку по дому управляться. Ну вот все, за что только ни возьмись, покупать приходится. От печной заслонки до дверных занавесок – за все деньги плати.
– Ну иди, хлопочи, – сказал Симэнь. – А вечером приходи. Матушку Третью поздравишь, в ножки поклонишься. Надо же тебе сыновнюю почтительность выказать.
– Приду, приду пренепременнейше! – заверил его Боцзюэ. – А своей велю подарочек припасти.
С этими словами Боцзюэ ушел.
Да,
Друга желанного видеть бы снова и снова; Отклик находит в сердцах задушевное слово. Тому свидетельствовали стихи: Готовы мы слушать льстеца без конца, Но резок безмерно и груб правдолюб! Не сразу познаешь людские сердца… Тому хорошо, кто наивен и глуп.Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой раз.
ГЛАВА СЕМЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ
Ловкачу за хитрость достается,
упрекают увальня за лень;
Богача вседневно точит зависть,
а бедняк унижен, что ни день;
Злобный человек всегда упрямец,
если добрый – значит размазня;
Коли ты прилежен – значит жаден,
а расчетлив – скряге ты родня
Откровенен ты и простодушен –
дураком набитым назовут,
Если ж и смышлен ты, и проворен –
скажут про тебя: коварный плут.
Вот и посудите: есть ли в мире
тот, что всем и каждому хорош?
Или избегать соседи будут,
иль не будут ставить ни во грош.
Стало быть, ушел Ин Боцзюэ домой, а Симэнь направился в грот Весны, чтобы посмотреть, как печник кладет кан с выведенной наружу топкой. В гроте было тепло словно весной. Повсюду были расставлены цветы. Дым не портил запаха благовоний.
Явился Пинъань.
– От столичного воеводы Чжоу серебро доставили, – объявил он, протягивая визитную карточку и коробку.
В коробке лежали пять пакетов с серебром. Визитная карточка содержала между прочим следующее:
«…Столичный воевода Чжоу, военный комендант Цзин, командующий ополчением Чжан и дворцовые смотрители Лю и Сюэ шлют свои поздравления и с почтением подносят по пять цяней серебра и по два грубых платка».