Цыганские сказания
Шрифт:
Однако цыгане знают один очень хороший способ против вампирского чарования. Золотые булавки в одежде. Понятия не имею, как и почему это действует. Но ведь действует! Перед выходом я вытащила все золотые булавки и фибулы из шкатулок тёти Дины и приколола их на лифчик прямо под грудью, там, где блузка к телу не прилегает по понятным причинам — и пожалуйста. Я даже успеваю заметить, что дверь, через которую я спускаюсь в подвал, отделана чугунным литьём. И более того, что орнамент состоит из одной и той же повторяющейся руны — в Пруссии, где
Прусская дверь в пригородах Будапешта. Господин живописец ничегошеньки не понимает в настоящей конспирации.
Прежде, чем я успеваю улыбнуться этой мысли, меня словно по затылку грохает, и на время я теряю сознание.
По видимости, холодный душ будет присутствовать на каждой моей встрече с поклонниками неведомой мне пичужки.
— Какого дьявола! Вам что, вера не позволяет держать под рукой нашатырь? — профыркавшись и встав из лужи, осведомляюсь я. К несчастью, вода не только не смыла пыль с одежды, но и превратила её в чудесно впитывающуюся грязь. По возвращении будет трудновато делать вид, что я просто стояла где-нибудь за шторкой и хихикала.
— Только вода смывает чары, — робко отзывается монах с ведром в руках. Я узнаю голос брата Коралла (впрочем, его можно узнать и по цвету рук, других таких смуглых ни у кого из присутствующих я пока не заметила).
— Какие там чары, — я ощупываю затылок, — меня же явно кто-то ударил тупым предметом. Я что, на идиотку похожа? Это чудное ощущение я отличу от тысячи других.
— Чары действительно необходимо смывать, — мягко возражает из-за моего правого плеча фон Адлигарб. — Что касается ушиба, вы неловко поставили ногу на ступеньку. Она соскользнула с края, и вы ударились головой о перила.
Винтовая лестница. И, зуб даю, с чугунными перильцами. В отличие от Кёнигсберга и Пшемысля, в Венгрии такие не популярны.
— Если вас мутит, брат Коралл одолжит вам ведёрко, — радушно предлагает упырь.
— Нормальные люди для таких целей ватер-клозет держат. Или мочиться, если мне приспичит, вы прямо здесь в то же ведёрко предложите? — я не могу удержаться от того, чтобы растирать пальцами наливающуюся шишку, хотя и знаю, что только хуже будет. Нет, ну, сожри меня многорогий, два сотрясения мозга подряд! — даже для меня такое немного слишком.
— Дайте сюда, — фон Адлигарб отводит мою руку и прикасается мне к затылку кончиками пальцев. — К ушибам надо прикладывать холодное.
Пальцы у него, действительно, ледяные.
— Боюсь, что такие случаи будут происходить всё чаще. Вплоть до возможного смертельного исхода, — сообщает упырь тем проникновенным, сочувственным тоном, который наводит мысли о любителях маленьких мальчиков в сутанах и с чётками. Ассоциация тем сильнее, что одет он, как и в прошлый раз, в рясу.
— Я не люблю, когда мне угрожают.
— А я не люблю угрожать и потому никогда этого не делаю. Клянусь,
— А вам не кажется, что невероятно неэтично, если не сказать — преступно — торговать информацией, от которой зависит чья-то жизнь?
— Вы любите малыша?
— Что?
— Александра Галицкого. Чудесного мальчугана. Он похож на херувимчика с картин, правда? Вы привязаны к нему?
— Не надо меня напрягать, — я выворачиваюсь из-под руки фон Адлигарба, чтобы заглянуть ему в глаза. — Я цыганка. Я не буду поступать «благоразумно». Если мне почудится угроза близким, я буду поступать по-цыгански. Чем бы это для меня самой ни обернулось.
— Я уже сказал, что не думаю угрожать. Я просто хочу, чтобы вы поняли. Лилиана, если бы единственным способом спасти жизнь малыша была торговля информацией, от которой зависит чья-то жизнь и смерть, разве вы не пошли бы на шантаж? — вампир разводит руками.
— Но у меня до сих пор нет никаких доказательств, что ваш способ разрушить узы крови между мной и Ловашем безопасен для меня и для него.
— Кроме моего слова. Слова дворянина.
— Звучит не очень убедительно.
— Хорошо. Попробую объяснить подробнее. В то, что вампиры по достижении своей старости впадают в безумие, вы верите?
— Да. Кстати, сколько вам лет?
— Двести шестнадцать. Я не безумен. А в то, что императору около шестисот лет, вы — верите?
— Ну, — я вспоминаю, как Ловаш рассказывал мне о знакомстве со Стефаном Баторием. Значит, он застал вторую половину шестнадцатого века. Почти пятьсот лет назад, но вот был ли он тогда вампиром, и как давно? У меня появляется жгучее желание расспросить Батори, не доводилось ли ему сидеть за столом с Матьяшем Корвином. Никого подходящего из пятнадцатого века я больше не знаю. — Я не спрашивала его.
— Хорошо, Лилиана. Предположим, что вы сумеете спросить так, чтобы не вызвать подозрений. И окажется, что ему действительно более шестисот лет. Предположим, вас не пугают переполненные тюрьмы и кровавые войны, как нас. Но вы же не можете не бояться того, что произойдёт вслед за этим. Когда безумие усиливается настолько, что вампир начинает кидаться на тех, кто близко. Скажите, с кем во дворце Ловаш Батори проводит больше всего времени? С какой-нибудь милой девушкой? Со своими министрами? Да, наверное. И ещё со своим сыном, не так ли? Вы готовы увидеть, как ваш император жестоко убивает Александра Галицкого, и не иметь возможности воспрепятствовать этому?