Цыплёнок и ястреб
Шрифт:
— О, благодарю вас, — пропищал Банджо фальцетом.
Выбежал Кайзер, потом Райкер, потом Нэйт, а следом и несколько офицеров из соседней палатки. Вскоре почти вся рота была снаружи, принимая дождевой душ.
И даже я, вопреки всякому здравому смыслу. Когда мы попробовали такое в последний раз, дождь перестал, стоило мне намылиться. Вместе со мной попались и другие. Мы ждали, стоя в грязи, когда дождь пойдет снова, а мыло стягивало нам кожу. Так и не пошел.
Сейчас три десятка человек валяли дурака перед длинным самодельным
— Это мой болт, и я его мою так часто и быстро, как сам захочу! — орал кто-то.
— А я никогда! — жеманился Банджо. — Разве ты не знаешь, что это вредно?
— Да нафиг, я все равно ладони брею с четырнадцати лет.
Шел обычный балаган: шутки про «береги жопу, когда наклоняешься», войны за кусок мыла, падения в грязь с последующим ополаскиванием. Было здорово — впервые за месяц. И мы вымылись.
Мы продолжали находить пропавшие контейнеры. Было найдено большинство палаток. Уорренты разделились: теперь в одной палатке жили девять человек — наконец-то мы приобщились к роскоши. Пятеро из нас — Лиз, Кайзер, Райкер, Реслер и я получили по восемь футов личного пространства. Нэйт, Готлер, Коннорс и Банджо по целых десять. Эта палатка была уже постоянным жильем.
Мы решили устроить в ней дощатый пол и провести электричество. Четверо из нас отправились в город, чтобы купить доски для пола и все, что нужно для электрического освещения. Я отвечал за провода и лампы дневного света, потому что соврал, будто знаю, как тянуть проводку. Мне просто хотелось в город.
Наш грузовик пересек южный КПП дивизии; часовой указал нам на человека, висящего на флагштоке. Вчера мы уже слышали про этот случай.
— Местные власти поймали его с американскими припасами. Кавалерия его повесила. Будет урок.
Голова человека свесилась набок, петля врезалась ему в шею. Мы ехали дальше, он медленно поворачивался, становясь меньше.
— Ничего так урок, а, Гэри? — сказал я Реслеру, сидевшему напротив меня в кузове.
— Ага, — ответил он. — Думаю, воровать больше не будет.
Мы въехали в город. Я и Реслер выпрыгнули, Лиз и Нэйт поехали дальше, чтобы припарковать грузовик. Предполагалось, что они займутся досками, а мы с Гэри пойдем покупать всякое электрическое. Но сначала мы решили немного погулять. Мы не были здесь несколько недель и место здорово изменилось.
Дряхлый пыльный Анкхе превратился в бурлящий армейский городок. Везде были бары, осаждаемые сотнями солдат. Улицы кишмя кишели торговцами.
Мы прошли мимо девочки, которая несла ребенка в заплечной сумке. Я заметил, как она подходит к разным солдатам, но пока мы не поравнялись с ней, не понимал, что ей надо. Сначала она просила деньги, потом совала ребенка покупателю, пока не становилось ясно, что она хочет его продать. Я, наконец, понял это и пошел к ней.
— Что такое? — спросил Гэри.
— Глазам не верю. Она хочет
— Кто? — Гэри не заметил ее, но когда увидел, куда я направляюсь, сказал: — А.
И пошел следом.
Девочке было двенадцать-тринадцать лет. Я начал было говорить ей, что делать так, как делает она — неправильно, но вдруг увидел, что с ребенком было что-то не так. По щелкам его глаз ползала мошкара. Глаза не мигали. Я потянулся, и когда прикоснулся к его бледной, холодной щечке, в ту же секунду понял, что узнал что-то, чего знать не хотел.
— Зачем ей продавать мертвого ребенка? — спросил Гэри.
— Не знаю, — я произнес это спокойным тоном, но мне хотелось шарахнуться в сторону. Она увидела ужас в моих глазах. Какое-то время я смотрел на нее и думал: как же ты можешь такое? Она скользнула по мне усталым взглядом и пошла искать другого покупателя.
Мы пересекли улицу, усеянную жвачками и окурками. Я задержался, чтобы найти магазин.
Гэри пошел дальше. Никаких магазинов здесь не было, только бары. Я увидел, как Гэри нырнул в один из них и двинулся следом.
Я миновал занавеску. Бар был битком набит солдатами и проститутками. Похоже, что за две недели проституток в городе стало больше, чем раньше вообще было жителей.
— Купить мне выпить? — спросила одна девушка, когда я прошел дальше. Она подтолкнула меня к креслу за столиком. Еще трое из них заспорили с моей похитительницей на тему, кто станет моей подружкой. Мухи и мошкара кружились вокруг нас и резвились в лужах пива на столике. Потом одна из девиц выбралась из своего кресла и устроилась у меня на коленях.
— Ты класьный сювак, — проговорила она безо всякого выражения в голосе и потерлась об меня задницей. — Ты класьный сювак, — и ее лицо придвинулось ближе; из-под улыбающейся маски на меня поглядывали ее нервные глаза.
Мне показалось, что ей было точно так же неловко. На этой работе она была новенькой. И я тоже был новичком. Глядя в эти широко раскрытые глаза, я старался вести себя небрежно — суровый воин на отдыхе.
— Ты класьный сювак, — повторила она, ее маленький плоский носик почти прижался к моему и в лицо мне ударило ее дыханием с запахом рыбы. От этого духа и ее ограниченного лексикона мое настроение типа «ах, пустяки» быстренько испарилось. Захотелось смыться.
Она увидела, что выражение моего лица меняется и поняла, что теряет добычу. В ход были пущены последние резервы.
— Ты класьный сювак! — в ее голосе наконец-то прорезались какие-то эмоции. В глазах появилась игривость. Ее рука пролезла вниз и очень душевно взяла меня за одно место.
Я подскочил от неожиданности. Мне было неловко, хотя отчасти и приятно, но я встал и запихнул маленькую сердцеедку обратно в ее кресло. После чего энергично занялся поисками Реслера. Примерно минуту я провел в толпе, разыскивая его глазами и отпихивая тянувшиеся ко мне маленькие ручки, но не нашел.